И вот так три раза, три ночных исповеди: с пережевыванием уже сказанного, известного, появлением новых подробностей, описаний, не меняющих сути. А после них вновь танец огня, сначала медленный, потом все убыстряющийся, с нечленораздельными выкриками, стонами и полным изнеможением.

10

10

Прощание с Лизой в JFK коротким и необременительным выходит: чмокают друг друга и разбегаются. Чтобы окончательно Костю добить и все по своим местам расставить, объявляет пичуга, что ее Юра встречает. Ну и ладно, меньше забот, не надо домой отвозить, думает Костя, а у самого кошки на душе скребут: еще один облом, еще одна потеря. Вроде бы для себя давно решил, а – грустно.

Не задержавшись в Нью-Йорке по возвращении с Таити и недели, Ситников, не очухавшийся от долгого перелета, снова садится в самолет. Еще одно перемещение во времени и пространстве. Пребывать на одном месте для него теперь мука. Вперед, вперед, куда глаза глядят. А глядят они почему-то на Москву. Очередная причуда, прихоть или подспудное острое желание, и сам не знает. А может, та самая соломинка, за которую хватаются, когда не за что схватиться.

Из дневника Ситникова

Я начинаю опасаться Америки. Что-то меняется в ней на глазах, и начинаешь понимать: все системы в сущности похожи – едва нависает серьезная опасность, перестают вспоминать о том, что питает общество, даже такое, которое наиболее приемлемо для человеческой жизни, включаются механизмы самозащиты, чудовищные жернова, перемалывающие всякого, кто попадется, правого и виноватого. На других континентах нас судят куда более суровым судом, нежели остальных, но мы сами подняли такую планку и должны ей соответствовать. Мы все более одиноки в мире. Мы в глазах мира уже не те, какими были еще два десятилетия назад. Сегодня мы жестко говорим миру: кто не с нами, тот против нас. Политика крайностей. Мы заставляем одних безоговорочно подчиниться и вызываем злобу по отношению к нам у других. Европа охладевает к нам. Восток отторгает нас как инородное тело. Мы становимся более равнодушными и жестокими, нам разрешено нарушать традиции и принципы, которые мы исповедовали, которым с воодушевлением следовали и поклонялись. Мы лжем и не краснеем, мы приносим в жертву слишком многое, чтобы оставаться прежней альтруистической Америкой. Да, нас вынуждают к этому. Но будет ли это обстоятельство принято во внимание спустя какое-то время и хватит ли сил и желания оставаться прежними, наивно верящими в добро и справедливость, в то, что именно мы показываем в этом пример? Бенджамин Франклин исчерпывающе точен: «Тот, кто готов поступиться вечной свободой во имя сиюминутной безопасности, недостоин ни свободы, ни безопасности». Но какой выход? Я понимаю: лидерство Америки необходимо – не столько даже нам, сколько остальным, иначе полный хаос. Куда страшнее будет для человечества, если Америка добровольно или вынужденно отдаст судьбу мира в чужие руки. Руки бесчувственные, безжалостные, обагренные кровью. Я же меж двух берегов, от одного отплыл, к другому не приплыл, и повернуть назад нет сил…