14.

Когда я приехал в ритуальный зал, они уже находились там – одетые в черное. Рауль, Мария Элена и мои племянницы. Младшая, бедняжка, была в парике.

Они выглядели хмурыми и неразговорчивыми, но не убитыми горем. Мы вежливо поздоровались, невестка и племянницы приложились щеками к моим щекам. Я спросил Хулию, как она себя чувствует, и та ответила, что хорошо, что пока химиотерапию ей больше проводить не будут – до получения результатов новых обследований. Ее мать, как обычно, не могла не вмешаться в наш разговор и, словно оберегая дочь, добавила кое-какие подробности, и все они без исключения внушали надежду.

Кристине, как всегда молчаливой и вялой, я задал тот же вопрос, чтобы она не чувствовала себя обойденной вниманием. У себя в школе я не раз слышал истории про учеников с серьезными психологическими проблемами, возникшими по вине родителей, которые все свои заботы отдавали их брату или сестре, если те были инвалидами или часто болели, а другого ребенка, в принципе здорового, внимания лишали, считая, что он способен обойтись собственными силами. Один мой старший коллега, теперь уже пенсионер, сказал, что в его времена ничего подобного не наблюдалось, так как в семьях было больше детей, и поэтому, естественно, особой заботы не испытывал на себе ни один из них. Кажется, я был единственным, кто не понял (и сейчас не понимаю) предполагаемого остроумия его вывода.

Раулю я пожал руку так, словно это было наше прощание. Я посмотрел ему в глаза, он посмотрел мне в глаза. Мама была последней связывавшей нас ниточкой.

– Ну что, брат? – спросил он.

У меня мелькнуло ощущение, будто мы с ним играем финальную сцену в каком-то фильме. Я ответил, что мы остались круглыми сиротами, хотя это, в общем-то, и так было очевидно. Но Рауля захлестнули эмоции, и он кинулся ко мне с объятиями. Поначалу я даже подумал, что он хочет меня ударить. Вот оно, благотворное влияние смерти. Смерти, запускающей внезапные приступы доброты.

Я уверен, что сегодняшняя встреча – одна из последних наших с Раулем встреч. В ближайшие дни нам предстоит увидеться, чтобы выполнить необходимые формальности, связанные со смертью мамы и с ее наследством. А потом – прощай навсегда. Давно я не чувствовал себя так хорошо рядом с ним.

Неожиданно появился Никита, которому я вчера сообщил о кончине бабушки.

– Если смогу, приеду проститься, но пока обещать ничего не могу.

Я попросил его известить Амалию.

– Ладно.

Увидев сына, я чуть не упал. Он надел черную футболку с коротким рукавом, на которой был изображен огромный череп («Да ладно тебе, пап, не возникай, просто ничего другого черного я у себя не нашел!»). Такой наряд никак не годился ни для зимней поры, ни уж тем более для места, где мы находились. Руки в карманах брюк, короткий рукав не закрывает татуировки. Лучше бы он вообще не приходил. Никита явно был нездоров, но что именно с ним приключилось, я понятия не имел. Взлохмаченный, небритый, с черными кругами под глазами, он быстро поздоровался с дядей, теткой и кузинами, со мной он здороваться не стал и умчался в туалет. Мы слышали, как его там выворачивает.