Тогда что же лишает меня честно заслуженного покоя?

Умер отец, и я вздохнул с облегчением. Нам не пришлось распахивать окна, чтобы дом наполнился свежим воздухом. Мы могли наконец дышать полной грудью. Мама возродилась к жизни, как уже засыхавшее растение, которое вдруг полили.

И ее смерть я тоже воспринял довольно легко. Теперь мне кажется, что с тех пор мама редко посещала мои мысли. Природа, которая лишила ее воли и памяти, поступила великодушно, освободив от унижений и забрав к себе. Мне было не очень приятно быть сыном растения с материнскими чертами. Спокойное лицо умершей ободрило меня. Я с благодарностью поцеловал неподвижные губы и ушел.

Умер мой бывший тесть. Отправился в лучший мир, по словам его жены, ханжи и святоши. Без комментариев.

Больше взволновала меня смерть моей коллеги Марты Гутьеррес. Учителя пару дней, словно подражая друг другу, ходили с печальными лицами. А теперь – кто вспоминает о ней? Ее место вскоре заняла другая учительница, и жизнь в школе потекла своим чередом. Так же будет и в моем случае.

По сравнению с этими смертями смерть племянницы ударила меня крепче и, пожалуй, в самое больное место. Из головы не выходит ее облик, хотя тесного общения между нами никогда не было.

С тех пор как она повзрослела, я видел ее всего несколько раз, поэтому мне трудно представить Хулию с новыми, недетскими чертами. Нас соединяли выбранные не нами самими родственные узы и вряд ли что-то еще. И тем не менее мысли об этой смерти тяжелой тенью сопровождают меня повсюду. Если честно, я не испытываю острой боли. Не убит горем, ничего подобного. Наверное, это что-то другое, одна из стольких вещей, которые ускользают от моего понимания. Долгая и жестокая трагедия племянницы серьезно повредила систему защиты, которую я выстраивал на протяжении многих лет с помощью книг и размышлений. Крепостные стены моего стоицизма пошли трещинами и могут вот-вот обрушиться. И окружающие, судя по всему, это замечают. Хромой вчера без видимой причины дружески похлопал меня по плечу, когда мы шли через Пласа-Майор в Серседилье в сторону аптеки. Я вздрогнул как от его жеста, так и от того, что прочитал в глазах друга: «Я знаю, что с тобой происходит, не пытайся меня обмануть». Эти благие намерения меня просто сокрушили.

23.

Когда мы вышли с рынка, я предложил Агеде выпить чего-нибудь на террасе «Коначе». И не стал скрывать, что хотел бы обсудить с ней некую проблему. Едва мы сели под навесом, как она призналась, что у нее наметились первые признаки мигрени. Сдавленным голосом Агеда попросила официанта принести ей кофе с лимоном, как когда-то советовала моя мать. С тех пор Агеда всегда пользовалась этим средством. Но именно теперь – не везет так не везет! – лимоны в ресторане закончились, но я быстро сходил на рынок и принес лимон.