– Отдай гитару, отдай немедленно. Ты ее сломаешь.

Дальнейшее происходило уже в гостиной на глазах у взрослых. Хулия вошла, заливаясь слезами. Она так громко и безутешно рыдала, что не могла произнести ни слова, хотя и старалась описать, что же случилось на лоджии. Следом появился Никита, он шел черепашьим шагом, и это было даже более чем подозрительно. Не знаю, как остальным, но мне достаточно было увидеть его физиономию, чтобы догадаться, что он в очередной раз что-то отчебучил. Мы все кинулись на лоджию: разбитая гитара лежала внизу, на тротуаре. Вокруг стояли и смотрели вверх прохожие.

Я сразу стал просить Рауля и Марию Элену не нервничать: разумеется, мы немедленно купим девочке новую гитару. Честно говоря, брату ничего не стоило спустить все на тормозах. Но он повел себя иначе.

– Надеемся, что вы так и поступите, – сухо бросил он с оскорбленным видом.

И больше нам говорить было не о чем. Мама была не в силах вынести это тягостное молчание; кажется, ей было непонятно, почему мы тут же не отчитали Никиту или даже не отлупили его, как было принято раньше в нашей семье. Она стала ругать внука, а тот в ответ показал бабушке язык. Амалия знаком дала мне понять, что нам пора уходить; и вскоре мы начали прощаться, но прежде еще раз заверили племянницу, что в самое ближайшее время, если надо, то прямо завтра, у нее будет новая гитара.

Когда мы ехали на машине домой, я очень скоро увидел в зеркало, что Никита спит сном праведника с открытым ртом, как мальчик, который в жизни своей не разбил ни одной несчастной тарелки. Мне очень хотелось узнать, о чем думает в этот момент Амалия. Я обернулся и посмотрел на нее. Она посмотрела на меня. Этого случайного обмена взглядами хватило, чтобы мы дружно расхохотались.

21.

Возвращаюсь к минувшему воскресенью. Мы довольно рано приехали в Серседилью. Солнце, мало народу (правда, к полудню людей прибавилось), над сонными крышами плывет бодрый колокольный звон. Мы решили отправиться в горы, чтобы дать побегать собакам. Мне было радостно смотреть, как носится среди деревьев Пепа, преследуя воображаемую добычу, а толстый пес, тяжело дыша, напрасно пытается ей подражать. Он то и дело останавливался, чтобы пометить территорию, изображая лихую удаль. По-моему, таким образом он хотел скрыть свою апатию. Небо бороздили утренние птицы. В свежем и чистом воздухе плавали дивные запахи затененной земли, душистых трав и сосен. Хромой, который с самого начала поездки не переставал ехидничать, вдруг перешел на мрачный тон. Едва мы вошли в сосняк, как он показал нам очередную noli me tangere – на предплечье, уже с коркой, потом признался, что у него выскочила еще одна – в паху, и она порой нестерпимо зудит. Это была одна из немногих серьезных вещей, сказанных им за весь день. Он спросил, согласны ли мы взглянуть на язву и вынести свое суждение. Естественно, мы согласились. Он спустил брюки, выставив напоказ протез и пестрые трусы типа боксеров дорогой марки. Я даже подумал, что язва была только предлогом, чтобы похвастаться хорошим нижним бельем. Потом без малейшего стеснения он спустил и трусы. Агеда присела на корточки, почти ткнувшись носом в эту часть его тела, покрытую темными волосами, чтобы лучше рассмотреть болячку в паху. Какой-нибудь турист, увидев с дороги эту сцену, мог бы поклясться, что пара выбрала такое дивное место для занятий оральным сексом. Меня восхитили простота и доверительность их отношений.