Все это верхушка айсберга, но был еще и самиздат. Молодым не объяснишь, как доставали тогда книги. Магазинные полки были пусты, нужное, вожделенное покупали из‑под полы, переплачивая втрое. А самиздат по блату не купишь, его распространяли только среди своих. Хотя и свои могли настучать. Ведь подумать только — чтение книг имело опасный, подпольный характер, и самый средний человек, эдакая мышь серая, уже мог ощущать себя героем. И ощущали…

В понятие самиздата входили не только отпечатанные на машинке тексты и фотографии страниц, но изданные за границей журналы, "Континент" или "Эхо", и компактные маленькие книжечки, которые привозили из‑за бугра. Тут тебе и "Лолита", и Лимоновский "Эдичка", и трактат по экономике социализма. Слепые машинописные тексты читать было трудно, но продирались, главное — достать. И случались заковыки. Например, "Улисса" Виктор Игоревич читал в переводе с немецкого — четвертый машинописный экземпляр — пухлая папка вмещала кое‑как сложенные, обмахренными по краям страницы. Как известно, Джойс писал по–английски. Значит, нашелся энтузиаст, который привез из Германии переведенный там роман, а потом дома в тиши создал русский вариант. Неплохой, кстати, был перевод, вопрос только, что потерял автор при двойной переплавке. Ладно, не в этом дело. Главное, что ты хотел прочитать "Улисса" и прочел, прорубил дыру в железном занавесе и приобщился к мировой культуре.

Романы на фотобумаге упаковывались в черные пакеты. При фотопечатании брака тоже было достаточно, но и в этом была своя романтика. Виктор Игоревич на всю жизнь запомнил, как читал "Приглашение на казнь". Вначале ужасно раздражали смазанные при фотокопировании последние абзацы, последнюю строку вообще нельзя было прочитать. Потом он вошел во вкус и печатный брак стал воспринимать как задумку автора, как некий код, мол, додумывай сам. Эдакий авангард в прозе. Потом он перечитал набоковский роман в нормальном издании и несколько разочаровался. Роман по–прежнему был замечательный, но тайна исчезла.

Ну и еще, конечно, туризм. Вы не позволяете нам увидеть мир, но дома тоже есть где развернуться, тут тебе и Арал, и Урал, и Байкал, и Самарканд, и славный красавец Эрцог. Катались на лыжах, натирали мозоли на плечах неподъемными рюкзаками, месили байдарочными веслами водицу и пели. Эдак знаете, костерок догорает, угли раскаленные, гитара уже охрипла, а певец только в раж вошел. В каждом походе мимолетный, такой приятный… адюльтер, роман? Ни то, ни другое, но что‑то красивое, языческое, он — фавн, она — нимфа. Много встреч было на дорогах, нацеловался он всласть. Все это — и туризм, и книги, и дружба, и вольные разговоры с друзьями позволяли сохранить чувство собственного достоинства. Тирания отступала. У правительства свои игры, у нас — свои, и давайте не путать компании.