— Хорошо, — с удовольствием, чуть ли не зажмурившись, признал кавказец. — А я сейчас развозил в несколько мест одного синего — чтобы они точно сорвались с цепи.

Он посмотрел в лицо Серёгина, что-то пытаясь в нём ухватить.

— Хорошо, — повторил он, — тебя как звать?

— Алексей.

— А Давида Гаглоева знаешь?

— Медик из «Комитета».

— Точно! — обрадовался Аслан. — Сын мой. — И, не став дожидаться реакции Серёгина, похлопал его по плечу. — Давай, Алексей. Я вперёд пошёл.

Он стал протискиваться ближе к чёрным цепям, хлопая стоящих рядом — чтобы пропустили — левой рукой и пробуя улыбаться.

Этого он совсем не умел.

— Эй, у тебя кровь, — окликнул Аслана Серёгин, заметив, как тот прячет вторую руку.

— Нормально! — отозвался Аслан. — Я думал, они больные все с сетью этой… А оказалось, только так и надо. Чтобы не эти на нас, а мы на них. Чтобы мы им сами: вот вам, людоеды, мы вас не боимся… Я их не боюсь!

Ему не было особенно больно. Просто очень непривычно без большого пальца, который он держал завёрнутым в кармане.

— Эй, борода, туда не надо, — крикнул какой-то пацан, видя, как Аслан выходит к оцеплению, и щиты навстречу ему приходят в движение, шуршат, как змеиные чешуйки.

— Мне можно, — сказал себе под нос Аслан.

Ему наконец-то стало почти спокойно. А если успеть всё сделать, то станет совсем…

Аслану что-то крикнул легионер-гвардеец, стукнув об асфальт своим недоримским щитом. Аслан поднял над головой покалеченную руку.

— Давид! — закричал он протяжно. — Это комитет!

И Серёгин — внимательно всматривавшийся в спины — наконец сообразил.

— Комитет! — кажется, помимо собственной воли, на одной ненависти, заорал он и шагнул вперёд.