Как бы то ни было, ногу следовало хотя бы промыть. И я, кое-как ввалившись в общежитие, по стеночке направился к ближайшей уборной. Вернее, к совмещенной с нею прачечной, которую девушки еще в мое время приспособили для того, чтобы мыться самим, заливая горячую воду в чаны, где обычно отмокало постельное белье. Пока жил в монастыре, я привык к регулярным банным дням. Это только ханжи считают, что монахи не следят за чистотой своего тела – мол, главное дух содержать в моральной чистоте, а плоть пускай грязью зарастает. У нас раз в месяц мылись все, от мала до велика! Тогда же стирали рясы. А нижнее белье отдельные эстеты ухитрялись менять раз в седмицу.

В общем, я свернул к прачечной, с разгону навалился плечом на дверь, вышивая ее – на всякий случай – и…

… и чуть не вывалился обратно.

В грудь мне ударил визг. Даже так – визг.

В прачечной были девушки. И не просто девушки, а девушки в чем мать родила. Две сидели в чане, намывая друг друга. Еще две вытирались, завернувшись в простыни, еще одна почти оделась, а две последние занимались стиркой, полоская в тазиках свое белье.

Грязная вода из этих тазиков вместе со всем содержимым и полетела мне в лицо. Какая-то розовая тряпочка повисла на ушах.

- Мама!

- А-а-а-й-и-и-и! – вторили мне с той стороны.

Не удержавшись на одной ноге, я поскользнулся на луже и чувствительно приложился копчиком об пол. Тазик упал сверху.

- Аа-а-а! Помогите! Дверь! Закройте дверь! Кто-нибудь! – орали девушки на разные голоса, пока одна их них, самая одетая, не выскочила вперед и не дернула дверь на себя.

- Маньяк! – гаркнула она напоследок.

- Сука! – не выдержал я. – Так ведь и убить можно!.. Девочки, я не маньяк! Я учитель! Откройте дверь!

- Вот еще! – раздалось изнутри.

- Но мне нужна помощь!

- Попросите у кого-нибудь еще!

- Не могу. У меня нога болит.

- Сильно?

- Да. Мне ее Змея Особо Ядовитая когтями пропорола.

Изнутри послышался странный звук – что-то среднее между чиханием и стоном: