Я: – Может, ты и нам что-нибудь споешь, Говард?

Велли (выпрямившись):

Все потрясены до глубины души. Долго не смолкающие аплодисменты.

Дики: – Что ж ты, негодяй, наделал? Ты только посмотри на девушек. Они плачут. Они в экстазе. Нет, это какой-то грязный трюк! (Поворачивается ко мне.) А ты, моя любовь? У тебя скрытые таланты имеются?

Я: – А у тебя? Как насчет тебя самого, Дики?

Все: – Да! Да! Как насчет тебя самого?

Сьюзи: – Но разве вы не знаете?

Я: – Я, например, нет.

Сьюзи: – Ну, Дики, давай, расскажи им.

Дики смотрит на меня, краснеет и говорит:

Дики: – Я отлично делаю бумажные аэропланы.

Я: – Ого! Клянусь призраком великого Цезаря!

И тут, словно спасая Дики от словесной расправы, барабанщик выдал соло в стиле Крупа[174], затем шесть раз гулко ударил в литавры, и весь джаз-банд принялась свинговать. Казалось, этот барабанщик, ударом лома взломал запертую дверь, и все остальные ринулись в дом, чтобы красть все, что под руку попадется. Теперь уж в экстазе пребывал сам Дики. Когда на счет «три» вступил вибрафонист, Дики и вовсе начал раскачиваться на стуле, притопывая ногами и мотая головой, словно не мог решить, что лучше: качать головой в такт или просто кивать. А потом он настолько забылся, что ущипнул меня за попу.