Представьте себе, что тут говорится о родителях: отце и матери. Их согласие, любовь, радостные лица, веселье, счастье, которым они живут, не зависят от вечных детских «хочу — не хочу», капризов и оценок, потому что зиждутся на каменном основании, на Другом. «Любовь, умильный взгляд и удивленье», непрестанное удивление, непрестанная способность узнавать новое, жажда участия во всем происходящем, жажда понимания, знания, роста. Именно поэтому «умильный взгляд» на тех, кто рядом рождает святые помыслы. Разве это не лучшее описание воспитания?

[Франциск и бедность настолько явственно «рождали много помыслов святых», что Бернард Клервоский, один из первых учеников, последовал за ними «разутый, вслед спеша», побежал бегом за красотой и радостью, которой светился лик Франциска, и ему казалось, что он не поспевает.]

Следовать с разутыми ногами, как мы увидим и в последующих стихах, символизирует принятие видения бедности, проповеданного Франциском: той настоящей бедности, которую человек свободно выбирает, потому что его выбор — это единственное и главное в мире богатство — Христос, обручение с Христом.

И это, повторю, бедность, которую сам выбираешь, потому что выбор — единственное богатство человека.

[Ибо бедность — великое богатство, неизвестное тем, кто его не изведал. «Безвестный клад», «дар обильный», дающий плод, способность производить, а потому и другие — Данте называет только два имени — радостно устремляются за женихом Франциском и невестой — бедностью.]

И после этого, на рубеже 1209 и 1210 годов, Франциск — отец, воспитатель и путеводитель, подобно тому как, по словам Папы Иоанна ХХIII, Церковь — «мать и наставница», уходит вместе с группой первых учеников, «чей стан уже стянула вервь простая». «Вервь» имеет простое значение — бедной веревки, которой Франциск и его ученики опоясывались вместо ремня, но в то же время и значение символическое: это же слово по-итальянски употребляется для веревки, которую обвязывали вокруг головы вьючного животного, оно означает смирение, с которым братья были готовы идти за Франциском и за бедностью.

Франциск отправляется в Рим, он составляет первый Устав для братьев и идет просить Папу Иннокентия III его утвердить. Данте замечает, что он не стыдится, «вежд не потупив», ни того, что он незнатный сын какого-то Пьетро Бернардоне, хоть и разбогатевшего, но простого торговца, что в те времена считалось совсем незавидным положением; ни того, что он одет, как нищий, настолько, что все, кто его видят, удивляются. Напротив, он разговаривает с Папой «царственно». Представьте себе, насколько прекрасно ощущает себя человек, разговаривающий с Папой «царственно», как король, как господин и владыка жизни и самого себя.