[И вот я увидел, как из самого ярко светящегося круга, «драгоценнейшего хора», воспаряет «блаженный пламень», настолько исполненный света, что ярче не может быть].

Этот пламень, в котором Данте узнает апостола Петра, трижды обращается вокруг Беатриче, воспевая настолько Божественную песнь, настолько не похожую на то, к чему привычен наш слух, наш разум, наше воображение, что никакая фантазия не может о нем рассказать. Поэтому перо этот момент опускает, и мы стремимся дальше, избегая соблазна попробовать описать эту песнь. Не только наш язык, но то, как мы слышим, как мы представляем себе, «не только речь», но и «мечты» не могут оценить и «этих складок», причудливых оттенков этого пения. Слово «складки» относится именно к той большей или меньшей яркости цвета, которая позволяет описывать свет и тень складок ткани на картине. Наше воображение «чрезмерно резко цветом», слишком одномерное, грубое, жесткое, не может уловить оттенков. А если и представить себе невозможно, то словом описать тем более.

Снова мы возвращаемся к теме нехватки слов, когда речь не может соответствовать тому, что переживает автор. Мы говорили об этом уже, читая песнь первую: «Пречеловеченье вместить в слова нельзя». Каждый раз, читая эти стихи, я возвращаюсь к следующему размышлению. В юности, когда я навещал друзей в монастыре (а иногда в монастыре затворникам с суровым уставом полагалось в течение долгого времени, в течение года, сохранять абсолютное молчание), мы общались только при помощи жестов, и мне казалось, что это — самая большая жертва, самое большое лишение. Я погружен в слова, влюблен в слово, и мне казалось, что это должно быть поистине ужасно — отказаться от речи. Но со временем я понял, что это не так. Это — не жертва, это — награда. Это — не отрицание, это — утверждение, утверждение того, что проживается в опыте, а не в слове. Возможно, подобное происходит также в браке, спустя много лет (я женат тридцать два года и теперь начинаю ощущать далекие отголоски, подождем еще лет пятьдесят, может быть тогда…): когда люди друг друга любят, потребность в словах исчезает, наступает какое-то иное понимание. Как если бы появлялась другая речь.