[После этой речи апостол Петр прибавил: «Молодец, Данте, ты хорошо сказал, ты дал ясное определение „веса“ (значения) и „сплава“ (природы) этой „монеты“ (веры); а теперь скажи, есть ли она у тебя? В твоем кармане есть ли эта монета? Имеешь ли ты веру?»]

Третий вопрос и третий ответ. [Да! У меня есть вера. Она как круглая блестящая монета, только что отчеканенная, «и я не усомнюсь в ее чекане», она так блестит, что не может быть и тени сомнения.]

Ни скепсис, ни цинизм, никакие вопросы не могут поколебать мою уверенность. Пусть я слаб и живу неправильно, пусть не соответствую чему-то, но я следую за Истиной, живу ради нее, и видел Истину — этого у меня не отнимешь. Это у меня есть, это — мой опыт.

Если бы я сейчас умер и через тридцать секунд предстал перед апостолом Петром и он спросил бы меня: «Как раз об этом мы и говорили, есть ли у тебя вера?» — не знаю, смог ли бы я ответить «да, есть» «я не усомнюсь в ее чекане, нет во мне никаких сомнений, ничто меня не смущает». А Данте отвечает именно так, с потрясающей уверенностью. А ведь он знает, что путь еще длинный, что он только движется к познанию, любви, надежде. И ведь он прав, нет в этом ни зазнайства, ни хвастовства. Он не говорит: «Все, я уже дошел до конца, и истина у меня в кармане». Напротив, можно, наверное, сказать, что это я у истины в кармане, она пошла навстречу мне, захватила меня целиком. Я проживаю истину, как умею, но ни на йоту не отступлю в своем понимании того, что видел и прожил.

Четвертый вопрос. [«Этот бисер» (итальянское слово «gioia» обозначает драгоценность или монету, и в то же время оно значит радость. В обоих этих смыслах следовало бы рассматривать его в этих стихах), эту радость, что «всех дороже, рождающую все добрые дела, где ты обрел?».]

Какое восхитительное определение веры, веры как опыта: счастье, радость. В этом нужно как следует разобраться. Вопрос нашей жизни: насколько мы счастливы, как происходит исполнение времен, как мы становимся большими и укрепляемся в этом счастье?

Я часто об этом вспоминаю, когда беседую с родителями своих учеников, когда разговариваю о школе. И всегда в этот момент цитирую из Второзакония самые простые и ясные слова о воспитании, которые я где-либо встречал.

Когда сын твой в определенном возрасте спросит: «Прости, папа, но почему я должен делать, как ты говоришь? Почему я должен слушать эти советы и предписания, соблюдать эти постановления и ценности? В общем, почему я должен идти за тобой? Назови мне причину, по которой я должен поступать так, как ты просишь!» В этом вопросе заключена вся проблема воспитания: почему я должен поступать так, как ты?