«О ты, объединяющий в себе все достоинства, которые в других есть только частично; ты, кто выпустил на свободу закованное в цепи великодушие – ты настолько выше самых щедрых людей востока и запада, насколько золото выше меди. Людям, которые не могут отличить правду от лжи, достаточно коснуться губами твоих пальцев. Вместо того чтобы стремиться угодить небесам, целуя Черный камень в Мекке, они бы лучше целовали твои руки, дарящие радость. Благодаря тебе я получил то, чего желало мое сердце. Верю, что благодаря тебе я получу то, что хочу, и в другой жизни. В твоем присутствии я открыто исповедую религию, которая делает священным днем отдохновения субботу. Когда я среди моего народа, я исповедую ее тайно».

Однако арабы не могли по достоинству оценить вклад Самуэля в еврейскую литературу. А они были довольно значительными. Он опубликовал введение к Талмуду и двадцать два труда по грамматике, самым удивительным из которых была «Книга богатств». Компетентный судья – еврей, процветавший в XII веке, ставил эту книгу выше всех других грамматических трактатов. Самуэль был поэтом, писал парафразы псалмов, пословиц, Экклезиаста. Полные аллюзий, арабских пословиц, цитат из работ философов и поэтов, его поэмы очень трудны для понимания. Даже самые ученые из евреев зачастую могли угадать смысл только с помощью комментариев. Но поскольку подобные изыски были обычными для еврейской литературы, как и для арабской, такая неясность считалась скорее достоинством, чем недостатком.

Самуэль по-отечески заботился о молодых еврейских студентах и, если они были бедны, выделял для них средства. Он использовал писцов для копирования Мишны и Талмуда и дарил такие книги студентам, слишком бедным, чтобы их купить. Причем его благотворительность распространялась не только на испанцев. В Африке, на Сицилии, в Иерусалиме, в Багдаде – везде евреи могли рассчитывать на его помощь. Его соотечественники в Гранаде в качестве знака глубокого уважения и благодарности в 1027 году наделили его титулом нагид – духовный глава еврейской общины. Как государственный деятель, он использовал свой острый интеллект с твердостью и благоразумием. Он мало говорил, но много думал – ценнейшее качество для дипломата. И с удивительной ловкостью мог обращать происходящие события к выгоде, читал характеры и страсти людей, словно книгу, и умел влиять на них. Кроме того, он был изысканным светским человеком. На великолепных балах в Альгамбре он вел себя совершенно естественно, словно с младенчества рос в роскоши. Никто не умел вести беседу с такой правильностью и тактом, никто не мог польстить деликатнее. Ни один другой человек не мог в нужный момент проявить сердечность и дружелюбие, быть более красноречивым и убедительным. И при всем этом в нем не было одной черты, характерной для тех, кому неожиданный поворот колеса судьбы позволил выбраться из бедности, став богатым и знаменитым. В нем полностью отсутствовала присущая выскочкам надменность, не было и глупой гордыни богатых парвеню. Неизменно добрый и отзывчивый, он излучал внутреннее достоинство, полностью избавленное от самоутверждения. Он не стыдился своего прошлого, наоборот, хвастался им, и от подобной безупречности замолкали даже клеветники.