Если Питирим считался одним из «столпов» павшего режима и уже по одному этому должен был быть отправлен в отставку, то следующий архиерей, лишившийся своей кафедры в результате революции, в представлении многих современников являлся скорее его (режима) символом. Речь идет об архиепископе Тобольском и Сибирском Варнаве (Накропине), близком друге Распутина, получившим назначение исключительно благодаря поддержке «старца». Для того чтобы показать «механизм» увольнения архиерея в 1917 г., думается, будет вполне оправданным более подробно остановиться на деле Варнавы.

Итак, 6 марта на имя председателя Совета Министров была послана телеграмма Исполнительного комитета некоего города Ялуторовска (Тобольской губернии) с просьбой устранить губернатора и епископа, «как ставленников Распутина, которые не должны иметь места в рядах Правительства при обновленном строе»¹⁵. Как говорилось выше, уже 7 марта Св. Синод «имели суждение» об увольнении архиепископа Варнавы, «согласно ранее поданному им прошению». Действительно, еще в феврале 1916 г. Варнава просил отправить его на покой. Но тогда его прошение не было удовлетворено. О нем вспомнили только годом позже. В чем здесь дело? Можно предположить, что архиепископ, с конца 1915 года испытывавший серьезное давление со стороны значительной части епископского корпуса, негодовавшего по поводу его церковного самоуправства, решил проверить свои силы и подал в отставку, зная, что ни императрица, ни Гр. Распутин не разрешат Св. Синоду ее удовлетворить. В любом случае, Синод, члены которого не выносили Варнаву, тогда его не уволил. Делу был дан ход только после революции: архиепископа отстранили от управления, назначив настоятелем Высокогорской пустыни Нижегородской епархии с 1000-рублевым ежегодным пособием. Епископом Тобольским Синод, видимо, не без умысла назначил епископа Гермогена (Долганева), ярого противника Распутина, по проискам последнего в 1911 г. отстраненного от управления Саратовской кафедрой¹⁶. Друга убитого в декабре 1916 года «старца» заменили на его непримиримого врага, что можно считать тонкой местью синодалов, давно желавших расправиться с Варнавой. 10 марта 1917 г. «давно желавший» уйти на покой архиепископ послал обер-прокурору В. Н. Львову телеграмму, где заявил, что подчиняется воле нового правительства и оставляет управление епархией. При этом Варнава просил назначить его в один из монастырей Олонецкой или Архангельской епархий¹⁷. И если последнюю его просьбу не удовлетворили, то отставку с радостью приняли. Однако «техническое оформление» этой отставки было не столь быстрым. Лишь 29 июля А. В. Карташев сообщил Временному правительству об определении Св. Синода относительно опального архиепископа, обратившись с просьбой об утверждении данного определения¹⁸. Таким образом, от отставки до ее утверждения правительством прошло почти пять месяцев, что в условиях революции было гигантским сроком. Но дело было не только в этом. Правительство, вместе со всеми другими властными полномочиями монарха, взяло себе и право утверждения решений Св. Синода. Это не было «анахронизмом» или «случайностью». Временное правительство вовсе не желало полной свободы совести западно-европейского образца, хотя 14 июля 1917 г. оно приняло Постановление «О свободе совести», узаконившее в том числе и вневероисповедное состояние. Постановление скорее фиксировало уже произошедшее, чем пыталось разрушить старую церковно-государственную связь. (Разумеется, не были забыты и общие принципы свободы совести: униаты и сектанты, например, благодаря Постановлению получали право действовать легально.) Вскоре после этого было организовано Министерство исповеданий, а должность обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода — уничтожена. Первым и, как оказалось, последним руководителем этого министерства стал А. В. Карташев (с 5 августа 1917 г.).