И тем не менее, власти больше устраивало «отдаление» Церкви от государства, т. е. формирование системы взаимной независимости соборной Церкви и правового государства при их моральном и культурном сотрудничестве¹⁹. Так как ни правовое государство, ни соборная Церковь в тот период времени еще не появились, то вполне логичным было сохранение в церковно-государственных отношениях определенного status quo, имевшего место и до февральских событий 1917 г. Парадоксально, но Временное правительство тем самым как бы взяло на себя обязанности «коллективного» ктитора Православной Церкви. Обер-прокурор, действовавший от имени демократической власти, как ранее его предшественники — от царского имени, охранял церковное благочестие, понимаемое, впрочем, совсем не так, как это было до Февраля. Стремление восстановить соборное начало воспринималось светскими властями как необходимость любыми средствами (т. е. и очевидно неканоническими) «очистить» Церковь от «реакционеров», не считаясь с явными нарушениями норм церковного права. Требования с мест (в том числе и от всякого рода исполнительных комитетов) были для этого прекрасным поводом. Рассмотренный мной случай с увольнением архиепископа Варнавы достаточно иллюстрирует сказанное выше.

Итак, механизм отставки неугодного епископа весной 1917 г. был достаточно прост: отставка эта, как и прежде, зависела от светской власти. Разумеется, в отставке некоторых архиереев члены Св. Синода были заинтересованы не меньше правительства, но данное обстоятельство являлось лишь «дополнением» к старому дореволюционному (неписаному) правилу. Уже в марте члены Св. Синода смогли в этом убедиться. Поэтому нет ничего удивительного в том, что 9 марта 1917 г. «безапелляционный вершитель церковных дел» В. Н. Львов получил специальное послание от находившихся в то время в столице членов Св. Синода (это были архиепископы Сергий (Страгородский), Тихон (Беллавин), Арсений (Стадницкий), Михаил (Ермаков), Иоаким (Левицкий), Василий (Богоявленский)). Они заявили, что не могут брать на себя ответственность за действия правительства и присутствовать в Синоде без полномочий российской иерархии. Ответ Львова был лаконичен и прост: он передаст всю полноту власти только Собору. В тот же день 9 марта члены Синода встретились с председателем Государственной Думы М. В. Родзянко, надеясь на его содействие в разрешении конфликта. Однако ничего серьезного из этого посещения не получилось. И хотя большая часть синодалов продолжала настаивать на своей независимости, появилось также меньшинство, во главе с Сергием (Страгородским), возражавшее против такой нетерпимости и желавшее найти компромисс с новой властью. 12 марта в прессу просочились слухи о том, что на следующий день, 13-го, члены Св. Синода подадут в коллективную отставку. Однако слухи эти оказались явно преувеличенными — Синод не счел возможным «оставить кормило Всероссийской Православной Церкви без кормчего» и сохранил за собой ведение дел по церковному управлению до созыва Св. Синода нового состава, избранного уже на канонических основах: архиереев — путем опроса архиереев; пресвитеров — путем их избрания всем духовенством²⁰. Однако соблюсти каноны не удалось. 14 апреля 1917 г. Временное правительство, как некогда Император, издало Указ об освобождении всех членов Св. Синода (за исключением одного архиепископа Финляндского Сергия) от присутствия в нем и о вызове в Синод новых членов. Мотивировка этого Указа была достаточно сомнительна: «за увольнением членов Св. Синода — преосвященных митрополитов — Петроградского Питирима и Московского Макария на покой²¹ и за окончанием зимней сессии Св. Синода»²². В самом деле, официальный синодальный орган «Церковные ведомости», опубликовавший этот Указ в № 16–17 (от 22 апреля), в предыдущем номере (9–15, от 8 апреля), среди прочих сообщений, упоминал об отставке Макария, в отличие от Питирима ушедшего на покой с оставлением в звании члена Св. Синода. Никакого отдельного сообщения о лишении