Впрочем, отец Иоанн Клименко имел свою точку зрения на взаимоотношения епископа и второго священника вверенного ему храма: «Митрополит Ювеналий объяснял свои взаимоотношения с о. А. Менем чуткими по той причине, что за А. Мень внимательно смотрят за границей. И если у митрополита будут плохие отношения с о. А. Мень, это будет значить, что у нас гонения на духовенство. Во избежание такого недоразумения Митрополиту пришлось быть в хороших отношениях с А. Мень. Все Митрополиты и Епископы, члены Св. Синода и другие (кроме ректора Московской духовной академии, там Мень уделялось много внимания), смотрели на о. А. Мень как на обычного бездарного священника и никто не имел к нему никаких претензий. О. А. Мень был для них недоразумением. Все знали, что его студенческие способности и священнические и проповеднические — во всем он был незначительным сельским священником, на которого не обращали внимания» (авторский стиль, орфография и пунктуация приведены в полном соответствии со свидетельскими показаниями отца Иоанна Клименко).

Весной 1986 года КГБ предпринял очередную акцию по отношению к отцу Александру и новодеревенскому приходу в рамках «социальной профилактики». В конце марта 1986 года в ЦК КПСС был направлен отчет Пятого управления КГБ, «курировавшего» религиозную жизнь граждан СССР, в котором было сказано следующее: «По нашим материалам корреспондентом газеты „Труд“ Н. Домбковским подготовлена статья „Крест на совести“, которая готовится к печати».

Указанная статья вышла в двух номерах газеты «Труд» за 10–11 апреля 1986 года. Священник Александр Мень представлен в ней кратко: «Организовал религиозный кружок. Нелегально распространял магнитофонные записи лекций сомнительного содержания». В публикации идет речь о тайной встрече в московской квартире на «Речном вокзале» американского священника и члена редколлегии «Вестника РХД» отца Иоанна Мейендорфа с отцом Александром Менем, Глебом Якуниным и несколькими их последователями, на которой якобы обсуждалась идея рукоположения в США выходцев из СССР иерархами американской православной церкви и последующего создания ими у себя на родине тайных приходов. «Чтобы упростить задачу подготовки подпольных священников, решить проблему „кадров“, — пишет Домбковский, — участники встречи предложили открыть в СССР заочный сектор Свято-Владимирской духовной академии, находящейся в Нью-Йорке. Ну а если кто-нибудь попытается помешать реализовать эти планы, „борцы“ готовы предоставить мировой общественности „полную информацию о гонениях за веру“». Между делом автор останавливается более подробно на описании участников встречи: «Александра Вольфовича Меня голыми руками не возьмешь. Лукав отец Александр!» И хотя первоначально прямая речь отца Александра в статье приведена достаточно корректно: «Никто меня никогда не преследовал. Служил и служу — уже двадцать семь лет на одном и том же месте, в Подмосковье», его ответ на провокационный вопрос, поднятый Домбковским: «Вас на Западе хорошо знают — вот сколько книг вы там издали», передан уже явно утрированно: «Сам не знаю, как они там оказываются! Я так, для себя заметочки делаю, ну, друзьям даю почитать. Вот кто-то и передал на Запад. Лично я — ни-ни. Я вообще, сколько помнится, ни с одним иностранцем не встречался. Ну, разве только кто зайдет на службу — так ведь храм для всех открыт. Мое дело — проповедовать смирение и божьи заповеди…» И далее автор статьи весьма одиозно трактует деятельность и мотивацию батюшки: «Этот материал уже готовился к печати, когда Александр Мень направил в Совет по делам религий при Совете Министров СССР официальное письмо, протестуя против использования его имени в антисоветской пропаганде. На это у него хватило духу, а вот о прочих своих деяниях он не написал ни слова. Видно, память подвела. Много чего не помнит Александр Вольфович. И незаконных религиозных утренников, и лично им озвученных слайд-фильмов религиозно-пропагандистского характера, которые нелегально распространял среди верующих, и встречи на „Речном вокзале“. Такую забывчивость, впрочем, несложно объяснить — всю жизнь стремился батюшка устроиться получше, и вспоминать неприятное ему ни к чему. <…> Кривая дорожка все дальше уводила Меня от нормального жизненного пути, приведя в конце концов в ряды „оппозиционеров“».