Иоанн Дальятский, по-видимому, вдохновлялся этим текстом, когда писал³⁰³: «Как облака забирают [воду] из морей и орошают ею землю, так что [на ней] вырастают плоды, и утучняются, и украшаются, так и умопостигаемые природы черпают [воду] из моря милосердия Иисуса, Господа нашего, и изливают [ее] в души святых, и взращивают их в ведении вплоть до [достижения ими] совершенства»³⁰⁴.

В той же главе 15 сочинения О небесной иерархии псевдо-Дионисий объясняет, почему Писание использует преимущественно символ огня, говоря о небесных сущностях и о самой божественной сущности. Он упоминает в связи с этим некоторые качества этой стихии³⁰⁵: огонь присутствует во всем; одновременно полностью светоносен и как бы сокровенен; непознаваем сам по себе, если нет вещества, на котором он показал бы свое действие; неизменен; передается внезапно, не терпя, однако, никакого умаления.

Иоанн Дальятский многократно упоминает эти свойства огня, прилагая их к Богу, говоря о Его отношении к человеку, соединившемуся с Ним: «Тебя уподобляют также огню, поскольку он дает без умаления, очищает, не изменяясь, и когда кто-либо, где бы он ни был, обретает его часть, огонь для него в ней пребывает целиком с силой всей своей природы, удовлетворяя все его нужды через эту часть себя; но если ему обильно предоставить вещество для горения, он показывает, соединяя ее, мощь действия всей своей силы. Так именно и Ты, о Преблагой, пребываешь в любящих Тебя: Ты там для них обретаешься в неизреченном изумлении (tahrā), во славе великолепия Твоей красоты, в силе Твоей природы и в Твоем превышающем все ведении; для любящих Тебя Ты там обретаешься весь всецело со всем, что Тебе принадлежит […] в полноте и без умаления, хотя никто не способен вместить Тебя целиком!»³⁰⁶. В другом месте он упоминает еще и скрытый характер присутствия огня в природе, где он утаивает блеск своего великолепия, а также внезапность, с которой он может воспламенить «леса, горы и степи, и все, что может гореть»³⁰⁷. А в Беседе 17 он прилагает способность огня очищать, не загрязняясь, и давать, не уменьшаясь, к передаче другим людям дара, полученного от Святого Духа душой, в которой Он действует³⁰⁸.

Таким образом представляется, что к символу божественного огня, воспринятому, в первую очередь, от Макария³⁰⁹ в виде непосредственного опыта, Иоанн Дальятский прибавил технические элементы анализа, заимствованные у псевдо-Дионисия.

Наконец³¹⁰, напомним один уже упоминавшийся момент³¹¹: дионисиевское подразделение мистической жизни на три «этапа» (очищения, просвещения и единения или совершенства) – единственное, что ясно проявляется в рассуждении Иоанна Дальятского о духовном преуспеянии³¹².