¹⁶ PG 44, col. 772A.

¹⁷ PG 44, col. 773CD; Daniélou 1953a, p. 207.

¹⁸ См. аналогичное рассуждение о пылком и экстатическом характере ἔρως у псевдо-Дионисия: О Божественных именах IV, 12 и далее (PG 3, col. 709А и далее). Но для него ἀγάπη и ἔρως являются «синонимами»: О Божественных именах IV, 12 (PG 3, col. 709В).

¹⁹ Однако у Иоанна Дальятского движущей силой единения с Богом является рачение: Беседа 23, О любви и рачении (Harvard syr. 42, f. 26b, col. 2), и т. д. Но там речь идет о соединении, завершившемся через опытное познание его экстатической силы.

²⁰ Напомним, что у Иосифа Хаззайи это различие менее четко выражено, чем у Иоанна Дальятского. См. выше, с. 81–82.

²¹ «Осмеливаюсь» по причине того, что слово ἔρως может напоминать о чувственном желании. Разумеется, мой перевод слова reḥmṯā как «рачение» не выражает желания, нагруженного коннотациями по соответствию с греческим ἔρως. Слово reḥmṯā, принятое в сирийском переводе, само по себе тоже не выражает этого. С другой стороны, перевод ḥubbā (ἀγάπη) как «charité», а не «amour», тоже неточен; как отметил Daniélou 1953a, p. 200, ἀγάπη у Григория – как и у Макария и у наших восточносирийских авторов, можем мы прибавить, – не соответствует полностью новозаветной caritas: в самом деле, последняя в Новом Завете не обозначает, не считая некоторых исключений, любви человека к Богу в ответ на Его ἀγάπη, как это имеет место у тех авторов, которыми мы занимаемся.