...который получил от прямого ученика Нахманида, следовавшего по этому пути [радикального толкования] до самого предела, взяв слова учителя, включая те, в которых он толковал в буквальном смысле, и объяснил их на каббалистический лад. Потому он ошибался во многих вопросах, в которых учитель не имел ни малейшего намерения делать какие-то [каббалистические] намёки, но придерживался буквального смысла[684].

Это очень ценное свидетельство возникшей уже очень рано тенденции к последовательному усложнению каббалистических идей. Однако, ясно, что в распоряжении Нахманида было множество каббалистических традиций, попавших к нему по разным каналам в юности: он по-своему упорядочил и сочетал их. Во многих сочинениях, даже галахических по видимости[685], он с большими или меньшими деталями намекал на каббалистические учения, рассчитанные на то, чтобы разжечь аппетит читателя к дальнейшему посвящению, а не скрыть тайны. В этом смысле пропагандистское воздействие сочинений Нахманида нельзя недооценивать.

Бесспорный авторитет автора как защитника и представителя традиционного иудаизма, должно быть, смягчил всякие возможные возражения, выдвинутые против него относительно ортодоксальности мыслей, изложенных им как подлинная тайна иудаизма. Процесс, который мы смогли наблюдать впервые в семье Рабада (принятие старого каббалистического материала, так сказать, официальными раввинскими кругами) достиг своего апогея с Нахманидом. Кроме его комментария к Торе и книге Иова (подлинный смысл которой, по его словам, раскрывается в каббалистическом учении о переселении душ), его наставлениях, многие из которых сохранились, проливают свет на его каббалистические наклонности; даже в этих случаях он не упускал возможности сделать пространные намёки, облечённые в терминологию каббалистического символизма.[686] Трудно предположить, что думала непосвящённая аудитория об этих речах, если не считать большинство из них литературными переработками более простых рассуждений, а остальные — предназначенными для небольшого круга адептов, где Нахманида точно поняли бы. В ряд последних следует включить, например, наставление, крайне мистическое во многих отрывках, вероятно, преподанное по случаю брака одного из членов круга [687]. В конце галахической работы Толедот Адам, посвящённой законам и обычаям, связанным со смертью и погребением среди евреев, Нахманид посвящает длинную главу, Шаар ха-Гемул, проблеме вознаграждения и наказания после смерти, а также эсхатологическим вопросам в целом. Здесь он не только противопоставляет свою позицию почти исключительно духовным мнениям Маймонида; он также во многом учитывает каббалистические взгляды, к которым часто обращается в своих сочинениях[688]. Каббалистические мотивы также развиваются в его религиозных стихотворениях[689]. На самом деле, он был первым, кто использовал мистические символы в религиозной лирической поэзии (не в дидактической поэзии, в которой у него были предшественники) и потому стоит у истоков длинной череды каббалистических поэтов.