Видимо, это происходило еще в тот период, когда р. Гершон, еще не осознал до конца величие и мощь шурина, а потому с издевкой спросил: «Почему же эти души не приходят ко мне?!».

В ответ Бешт предложил родственнику задержаться у него на неделю, пообещав научить, как устремлять во время молитвы свои помыслы, чтобы и ему являлись души умерших.

Через неделю в канун субботы Бешт прочел кадиш, но не стал торопиться с началом молитвы, предвидя, какое впечатление произведет на психику р. Гершона переход через границу между мирами. И действительно: когда р. Гершон дошел до слов «воскрешающий мертвых» и настроил свои мысли так, как научил его Бешт, к нему стали со всех сторон слетаться души умерших, и от этого зрелища он оцепенел и потерял сознание.

Бешт поспешил привести его в чувство и отправил домой, а за субботней трапезой прилюдно спросил: «Отчего это ты потерял сознание?».

«Лишь направил я помыслы, как мертвые стали валить ко мне словно стадо!».

«Ну вот, дали ему пинка, чтобы не насмехался надо мной!» — сказал Бешт ученикам.

Но, разумеется, Бешт заступался в своих молитвах не только за мертвых, но и за живых, веря, что искренняя молитва одного еврея в защиту другого может изменить, а то и полностью отменить суровый приговор Небесного суда. И, понятное дело, чем с большей «каваной» идет такая молитва, чем выше духовный уровень молящегося, тем большей будет и ее сила. И что уж говорить о случае, когда это была молитва самого Бешта!

Мы уже привели выше немало историй о силе его молитвы, но все же добавим еще несколько.

Рассказывают, что как-то на Рош а-шана р. Липе из Хмельника был в Меджибоже, сказал Бешт во время трапезы: «Видел я сегодня, как судили тут одного, и присудили к смерти за то, что он дерзил раввину своего города». А так как р. Липе незадолго до того и в самом делен повздорил по какому-то вопросу, то он понял, что Бешт говорит о нем, и стал плакать. Но тут Бешт сказал ему: «Не бойся! Я помолился о тебе, и отменили приговор».

* * *

Из многих дошедших до нас историй о Беште следует, что он придавал огромную значимость общественной молитве, то есть молитве в миньяне.

При этом в ведущем молитву хазане Бешт видел не только и даже не столько представителя всех участников молитвы перед Творцом, сколько своеобразный камертон, позволяющий молящимся настроиться на глубокую и искреннюю молитву, заражающий их своим настроем, в результате чего молитва превращается как бы в многократно усиленный энергетический посыл, обращенный ко Всевышнему. Одним из тех, кто «умел молиться» и был способен стать таким хазаном, Бешт называл р. Нахмана из Косова.