На улице, между тем, стояла уже настоящая зима. Снега за последний месяц выпало предостаточно, так что город был полностью укрыт в белое: на крышах зданий, павильонов и гаражей, на клумбах, газонах и лавочках ровным пушистым слоем лежали нетронутые сугробы, на тротуарах стоптался ледовый наст, высотой в пару сантиметров, и только дороги черными грязными полосами рассекали обелившийся город. Лютых морозов пока не было, но ночью температура вполне могла опускаться и до минус двадцати; сейчас же в самый разгар дня тоже было довольно холодно — градусов тринадцать ниже ноля. Солнце теперь лишь на несколько часов одаривало землю своими лучами, даже в самый полдень только чуть-чуть приподнимаясь над крышами домов. Сегодня, правда, было особенно ясно и оно, играя и отражаясь в лежавшем вокруг снеге, казалось светило по-летнему ярко; но, несмотря на подобные еще случавшиеся солнечные деньки, природа уже окончательно замерла. Кусты и деревья, сбросив всю листву, стояли голые, раскинув серые мертвые ветви и совсем обнажив город, так что шум проезжавших и проносившихся по дорогам машин распространялся теперь особенно далеко и отчетливо. Куда-то подевались собаки и кошки, и если первые, отпустив уже густую зимнюю шерсть, изредка все же показывались на помойках, то последних и вовсе не было видно. Птицы все улетели на юг, кроме разве что голубей, которые по обыкновению остались в городе. Спрятавшись под крышами домов, голуби покидали свои зимовки, только если какая-нибудь одинокая пожилая женщина рассыпала где-нибудь на снегу предусмотрительно заготовленные хлебные крошки; тогда они спускались вниз, быстро, за каких-то несколько минут съедали все угощение и сразу возвращались назад, под крышу. Город, все его улицы и парки, скверы и дворы стали мрачными, безжизненными, необитаемыми, и лишь только люди, несмотря ни на какую погоду, продолжали приводить в движение созданный ими же организм. По дорогам то и дело проезжали машины, по тротуарам сновали пешеходы, и даже некоторые из тех, кому сильно никуда и не нужно было идти в этот воскресный день, предчувствуя долгие месяцы, когда без особенной надобности на улицу и вовсе не захочется показываться, тоже выбрались сегодня из своих домов.

Но все равно прохожих было немного, и Майскому редко попадался кто-то навстречу. Впрочем, он шел опустив голову, всецело погрузившись в свои размышления, и не обращал сейчас никакого внимания ни на людей, ни на здания, мимо которых проходил, ни даже на стоявшую на улице холодную погоду. Он хорошо оделся сегодня: на нем были отменного качества высокие импортные ботинки на меху (привычку особенно тщательно подбирать обувь Майский приобрел еще во время работы на севере), под брюками имелись плотные подштанники, голову покрывала черная с красными полосками вязаная шапочка, а куртка, хотя и была все та же, весенняя, но накануне он прицепил к ней изнутри толстую теплую подкладку, и она грела сейчас вполне сносно. Такая приличная одежда позволила Майскому гулять довольно долго, совсем не замечая мороза, но стоило только усилиться ветру, как ему сразу стало неуютно.