Очень правильно вы коснулись этой темы, потому что это другая сторона, ещё более углубляющая эту тему.

Верность – это всегда идентификация себя через смерть как свою истинную сущность, как свою истинную природу. Это Танатос, это воля к смерти, которая должна сопровождать, в той или иной степени, такого потенциального «самурая».

В кодексе Бусидо, если я не ошибаюсь, самурай должен начинать свой день с мысли о том, что сегодня он умрёт…

Можно быть не самураем, а настоящим бандитом или принадлежать каким-то структурам аналогичного типа, – допустим, мафиозным структурам. Например, мексиканские и колумбийские наркомафии тоже имеют жёстко разработанные кодексы чести. Они очень тесно связаны с проблематикой экзистенции смерти. Особенно мексиканцы, у которых это уходит в глубочайшую традицию, – тема смерти, тема макабра, тема скелетов и так далее.

Здесь просто стоит вопрос, что проблема предательства и верности – это проблема восприятия «Я» как жизни у инфантила, который останавливается на колыбельном уровне, и восприятия себя как смерти у того, кто является аристократом духа, условно, и стоит на принципах верности.

Но всё человеческое пространство зажато между этими двумя точками. Все отношения между людьми – между друзьями, между начальником и подчинённым, между родственниками в семье, – все отношения находятся в поле колебания между полюсами верности и предательства. Причём их надо воспринимать, подчёркиваю, не как этические категории, а просто как формы экзистенциально-гносеологической идентификации своего «Я» и среды вокруг. И ещё из этого следует, что человечество как таковое есть, в экзистенциально-гносеологическом смысле, сборище предателей, которое подлежит манипуляции и движению таким образом, чтобы оно не разбежалось по щелям, как тараканы, в процессе любого исторического деяния.

Не есть ли это предательство божественной искры, о которой мы говорили?

Мы говорили о божественной искре, которая принесена пророками. Эта божественная искра живёт в языке, а не в людях. Непосредственно она живёт в пророках, они являются реальными, эффективными носителями этой искры. Но поскольку первый язык – это тот метаязык, который был принесён Адамом как первым пророком, то люди приобщаются к этой искре виртуально постольку, поскольку они воспринимают язык. Язык им сообщает, естественно, мать в колыбели. Именно она проводит, во-первых, разграничение между Я и не-Я, и именно она является посредником между Я и не-Я, то есть тем мостом, который организует эту связь безболезненно. И она является антитезой среды.