— Дурака не валяйте, сэр.

— Прошу вас! Умоляю, я…

— Имя, сэр. Ваше настоящее имя.

У Барджа не осталось выбора, кроме как сказать правду и отдать себя на сомнительную милость этих тварей. Странно, после стольких лет назвать наконец свое имя вслух, снова обладать им оказалось действительно приятно. Он простонал:

— Я Мангуст. Бун просиял.

— Спасибо, сэр! Вы же понимаете, нам надо было убедиться.

Они рассмеялись.

Хокер склонился над мистером Барджем и с огромным удовольствием начал отпиливать ему голову.

Здесь я должен поднять руки и признаться, что как минимум отчасти виноват во всех этих неприятных событиях. Директорат следовало остановить: они слишком уж пристально заинтересовались нашей деятельностью, и после провала этого старого козла Слаттери я послал по их следу «спящего» агента Охранки, скрывавшегося под именем Артура Барджа. Я доверил Дональду заботу о деталях, и он, боюсь, несколько переусердствовал. Естественно, я отнюдь не собирался заходить так далеко и заставлять бедную миссис Гроссмит страдать. Но откуда же я знал? Я человек важный, и делегирование полномочий есть неотъемлемое зло моего положения.

Как бы я ни наслаждался, рассказывая Муну о том, как легко я манипулировал им, объяснения начали меня утомлять.

Мун сплюнул.

— Вы хотите, чтобы я к вам присоединился?

Его лицо приобрело любопытный лиловато-кирпич-ный оттенок праведного негодования.

— Когда увидите то, что я намерен вам показать, вы поймете.

Я неторопливо двинулся к выходу из комнаты, уверенный, что Мун с приятелем последуют за мной, ведомые не только страхом и любопытством, но и самым основным и первобытным желанием каждого человека — узнать, чем все кончится.

Меня давно очаровывал подземный Лондон, его тайные подземелья и темные глубины. С тех пор как я вырвал бразды правления фирмой «Любовь, Любовь, Любовь и Любовь» у ее мерзкого директора, мы с Дональдом Макдональдом создали под нашей штаб-квартирой целый мир. Мы построили глубокие склепы и чертоги, призванные служить укрытием и убежищем от смятенного мира, расположенного наверху.

Я повел Муна и Сомнамбулиста на галерею над большим залом. Зал был полон моих людей, стоявших плечом к плечу. Зал кипел жизнью, его переполняла Любовь. Перед нами стояли отвергнутые Лондоном несчастные: бедняки, уродцы, обездоленные, покинутые, оборванные, лишенные надежды — все отбросы города. Мое появление приветствовал могучий рев, на который я ответил скромным поклоном и небрежным взмахом руки.

Мун глядел сверху вниз на собрание, несомненно пытаясь высмотреть среди них свою сестру, Томаса Крибба или мистера Спейта.