Внизу, подгоняемые завывающим ветром, мчались два самодельных кораблика из простой белой бумаги. Они взмывали на переливах, опасно кренились, проходя крутые быстрые повороты, обгоняя друг друга, неслись словно угорелые на стремнинах, и черные воды ручья не могли их накрыть и затянуть в себя, как не пытались.

— Лови, лови! — закричал Макс, скидывая свой рюкзак прямо в слякоть грязного раскисшего асфальта.

Петя сжал кулаки. Внутри что-то затрепыхалось — и чувство, что вот-вот нечто важное, бесценное будет осквернено, поймано, загнано в угол, а потом со смехом растоптано — вывело его из оцепенения.

— Стой! — крикнул он что есть силы. — Я согласен. Побежали быстрее, пока тропинку не занесло.

Макс на ходу обернулся, посмотрел на Мышкина, а тот недолго думая, подхватил рюкзак и рысью, смешно выбрасывая ноги в мокром снегу, побежал по тропе вдоль ручья.

— Эй, эй, Ромка, мы уходим, оставь, сдались они тебе! — крикнул Макс брату.

Роман затормозил, не добежав пару метров до воды. Он сожалением посмотрел на удаляющиеся кораблики, потом поднял голову. Петя смотрел на него в упор и его глазах Рома увидел отражение черноты — глубокой и страшной.

Чертов маменькин сынок, — подумал он, чувствуя внезапный озноб. — Еще не хватало, чтобы мне кто-то указывал.

Но вслух ничего не произнес.

Петя поднял свой рюкзак и пошел по следам Кирилла. Ночью передавали заморозки. А завтра должна вернуться мама. Он ждал этого, отсчитывая дни. Написал на листе цифры от одного до шестидесяти, именно столько продлится командировка, сказал отчим, наклеил скотчем под ковер возле кровати — чтобы никто, не дай бог, ничего не заметил и каждую ночь зачеркивал по одной цифре. Вчера на листе осталась только одна цифра — 60. Последний день. Отчим заступил после обеда на смену, значит вернется к полуночи. А мама приедет завтра утром.

Отчим будет звонить, может быть, один раз, спросит, что получил, и тут не соврешь, нужно говорить только правду, иначе месть его будет страшна. Но до полуночи полно времени, не так ли? Уроков делать не нужно, из оценок, пятерка по физре и четверка по чтению. За четверку может и влететь, хотя вряд ли. Вот за тройку — расправа неминуема, потому что тройка — это та же двойка, только для умных. Ты ведь не дебил, — скажет отчим, вытряхивая широкий ремень из форменных брюк. — Мог получить хотя бы четверку. А теперь заставляешь меня краснеть. Заставляешь меня ощущать себя дебилом. Чтобы я приходил в школу и в меня тыкали пальцами — это тот самый папаша, чей сынок — дебил. Ты этого хочешь? Не-е-ет, — тонким голосом сквозь слезы умолял Петя. Он оглядывался, в надежде, что мама все-таки выйдет из-за двери, поможет, спасет его. Но она не выходила.