Справа журчал черный ручей, ветер завывал в голом кустарнике, сдирая последние бурые листочки. Пошел снег.

— Ого, — присвистнул Мышкин. — Слышь, ты в натуре… не врешь?

— Вы же знаете, мы… — Петя замолчал.

Макс кивнул, мол, знаем. Конечно, это все знали. Половину событий из произошедшего, конечно, забыли, как например то, что последним из медицинского кабинета, в котором осталась Саша, вышел именно Пит. Мало кто это помнил. Последовавшая суматоха, наполненная ужасом, криками, лопающимися шариками, цепляющимися перекрученными ленточками друг за друга — стерла из памяти главное. Но Петя помнил все до мельчайших подробностей. Не было и дня, чтобы в его голове вновь не возникла картина того ужасного дня.

И еще. Он постоянно думал, что, будь он более храбрым, это могло ее спасти. Тогда бы ей не нужно было идти с ним, поддерживать его, сжимать его руку, весело щебетать и улыбаться, отвлекая от неминуемого. Он винил себя, и собственную трусость. Только он был виной, что ей пришлось пойти на прививку, которую делать было категорически нельзя. Так сказали потом. Что ее отец разрешил. Специально, чтобы насолить верующей матери. Показать, что наука сильнее веры. Что-то типа того.

И что, сильнее? — спрашивал он себя. И не мог найти ответа. Глядя на деревянный крест старой церкви возле детского сада, он не крестился, как делали все проходящие мимо женщины с платками на головах. Он не понимал, зачем они это делают.

Бог покарал его за неверие, — сказала старуха в черном платке на следующий день, когда отчим вел его в сад.

Мышкин оценивающе посмотрел на Петю.

— Если обманешь, сам знаешь, что тебе будет. Никакой батя не поможет, не надейся.

— Не обману, — твердо сказал Петя. У него тряслись ноги, но отступать было поздно.

Непогода усиливалась. Резкий северо-восточный ветер нес тяжелый трупный запах. Такой вони в городе давно уже не было.

Макс заткнул нос. По правде говоря, от тошнотворного привкуса мутилось в голове.

— Ну и чертова вонь! Как у негра под мышкой!

— Сегодня, — сказал Мышкин, глядя на Петю холодными серыми глазами. — Ты сделаешь фотки сегодня.

Снег продолжал падать. Внешне вроде бы ничего не изменилось.

Но Петя почувствовал, как сердце его остановилось.

Он сам залез в петлю. Его подвели к стульчику, повесили веревку, кто-то даже ее заботливо намылил, но влез туда он сам. Вопрос — кто выбьет стул.

Мышкин склонил голову. Длинные рыжие волосы выбивались из под спортивной шапочки «Динамо Москва». Петя знал, что Мышкин бредит хоккеем, хочет правдами и неправдами попасть в клуб и начать играть, но путь туда ему заказан. Впрочем, когда подрастет, вполне может претендовать на место тафгая, если его заметят. Только кто ж его заметит, кроме местных полицейских…