В груди всё сдавило от навалившегося ощущения беспокойства. Хрен знает, насколько там эти капсулы твёрдые, вдруг сейчас просто разойдутся и отравят? Насрать на себя, но ведь она тоже...

«Дура»

Алексей не оттолкнул, но отстранил её от себя, смотрел в глаза и шумно дышал, пока читал во взгляде всё, что боялся там прочесть.

— Выплюнь. «Сейчас же», —сухо сказал приказным тоном. — Я не собираюсь тебя пытать.

Сердце бешено билось, ухало в бездну без шанса выбраться обратно. Едва Катя выплюнула, он рывком притянул её к себе, напористо целуя. Хотелось прижимать к себе совсем плотно, но одной руки было мало, а вторую он старался вообще не тревожить, потому что за бинтами скоро нужно было бы отправляться в аптеку. Пока целовал — думал о том, что делать этого точно не стоит, что обещал, что... Но в итоге посылал всё это куда подальше.

— Так понятнее? — уже мягко спросил после. — Я не хочу, что бы тебе даже пришлось думать об этих таблетках. Я. За тебя. Боюсь.

Поцелуй не остался на губах, а осел на сердце сладким тягучим чувством собственной правоты. Она не ошиблась в нём, а в себе не ошибалась уже давно. Он влёк её за собой — она летела, бабочкой на свет.

— Я знаю, Лёш, — ласково ответила, прильнула к груди, положила голову ему на плечо. — Я уже всё поняла. Но я не хочу оставлять тебя одного, понимаешь? Я тоже боюсь... с тобой тоже столько всего может случиться... — Катя вздохнула. — Я же просила, не прогоняй. Это у тебя сил и воли хоть отбавляй, а мне тяжело ещё и с тобой ругаться. Давай лучше вместе... и против всех, а?

А то правильно он сказал — пытка. Оставаться мягкой и ласковой, честной и открытой, пока он закрывался, ругался, говорил обидные вещи и прятал свои страхи ради чего-то совершенно не достижимого сейчас. Катя не была дурой, знала, на что подписывается. Понимала, куда всё это её приведёт, но хоть раз в жизни хотела прийти туда с гордо поднятой головой.

Лёху разрывало желание согласился, зарыться ладонью в волосы и пониманием, к чему это ведёт.

"Революция" — дразнилось. Лёха невольно вспоминал, что митинг был на Сенатской площади, а скоро декабрь. Передёргивало.

— Со мной уже случилось, — подметил Лёха, — Если хочешь в одной тарелке — хорошо.

Приподнял её голову за подбородок пальцами, осторожно опять накрыл поцелуем — едва касаясь, ощущая трепетное дыхание.

— Со своей профессией завязываешь. Не обсуждается.

— Думаешь, меня отпустят? — нахмурилась Катя. — Вот так просто?

Она бы и сама была не против. Не раз пыталась, заглядывала к мамочке с бутылкой коньяка, просила вернуть её документы — всего-лишь для поездки в другой город — но та, пьяная, могла только начать приставать, но точно не отпустить. Шлюхи — собственность борделя. Это стоило усвоить каждой. А кто пытался сбежать... о них Катя даже вспоминать боялась. Да, смирилась, нашла плюсы, привыкла, за столько лет-то... а тут Лёша и его требования.