— Верберова.

— Графиня Верберова переместила себя в зеркало…

— Душу переместила.

— Да. И теперь она — призрак?

Женя вздохнул:

— Звучит неправдоподобно, но…

— Звучит как чертов бред.

— …Но не ты ли перепугалась в столовой, когда электричество вырубили? А в подвале? Там ничего тебя не тревожило?

Оля промолчала. В семнадцать лет всерьез обсуждать призраков? Потакать боящемуся темноты ребенку, сидящему в каждом человеке? Но это не романы Генри Джеймса, это реальность. Здесь, если тебя сжигают в крематории, обратной дороги нет.

Оля листала снимки на телефоне Жени. Фотографии разыскиваемых детей, висельники, трупы в гробах. Заголовки, не брезгующие мистическим пафосом. «Зеркала-убийцы!» «Загробный киллер!» «Жертвы зеркал!»

«Подростки сбегают из домов… — рассуждала Оля, защищая свой разум от щупалец тьмы, — и, случается, они умирают. А графиня была просто психопаткой, больным человеком. Списать всю детскую смертность на Фредди Крюгера, мистера Квинта или Пиковую Даму? Слишком просто — как в любой вспышке жестокости искать вину компьютерных игр».

— Сонь, не спи!

— Не сплю я. — Соня перепрыгнула через выстланный поганками ров, на ходу извлекла из рюкзака упаковку диетических хлебцев. Мама была бы довольна. Мама сказала бы: еще минус сорок килограммов — и ты станешь хорошенькой, как твои подруги.

Желудок требовательно урчал, ему в унисон урчал изголодавшийся лес, который не знал, что такое диета.

— Это цинично, — сказала Оля. — Разместить нас в здании, где утопили девятнадцать сирот. Как считаешь, учителя в курсе?

— Вполне может быть. Такие истории не рассказывают спонсорам и родителям воспитанников…

— Кирилл!..

Эхо продублировало зов из тумана.

Соня нахмурилась, жуя. Пресные хлебцы во рту были странно мягкими, пористыми, на вкус, как прогорклая овсянка или земля. Она сплюнула в ладонь смоченный слюной комок. Воззрилась оторопело на кашицу из сырых грибов, зеленовато-бурые шляпки, пережеванные волокнистые ножки. Соня закашлялась, пытаясь избавиться от мерзкой горечи. Кусочки грибов прилипли к небу и деснам, на пальцах темнел споровый порошок.

— Сонь, ты подавилась?