Лампы замигали. Горгулье вторили боги и демоны на фреске. Оанесс скрежетал зубами, косы рубили глотки, кричащие дети тонули в бочках… не переселение душ, а бесконечный круговорот лжи и страданий.

Как мог поверить Женя… вот этому? Как допустил, чтобы тьма проникла в разум?

— Я больше не хочу! — Он замахнулся прутом. — Я! Больше! Не хочу!

— Захочешь! — прошипела фальшивая Алиса и прыгнула с постамента.

Теперь Игорь тоже ее видел: горгулью, полосующую когтями воздух, стучащую по камням переплетенными хвостами. Женя уклонился от смертельной лапы, благо монстр не отличался проворством. Металлическая ножка полетела в бугристую башку, аккурат меж коротких рожек. Кость, чавкнув, просела под сталью. Это оказалось очень приятно — крушить череп демона. Прут канул в разбухающий тестообразный мозг, как в зыбучий песок. Горгулья заверещала и мгновенно распалась на десятки рассерженных черных крыс, которые тут же расползлись по подвалу, по пирамиде, ретировались в зеркало, больше ничего не отражающее. Из отвесной стены мрака выл ветер, разбрасывающий страницы нечестивых книг.

Женя упал на колени, давясь слезами, ощущая всеобъемлющую свободу, а Игорь, не теряя драгоценных секунд, метнулся к бассейну. Ногой он зацепил оброненный телефон. На экране загорелись цифры таймера, ведущего обратный отсчет.

Пятьдесят. Сорок девять. Сорок восемь. — Помоги мне! — крикнул Игорь.

* * *

Сначала Артем подумал, что это странная сухая вода заполняет автомобиль. Но проморгавшись, он понял с ужасом: это паутина. Липкая, приставучая, она лезла в ноздри, клеилась к щекам, норовила спаять ресницы. Кулачки вязли, пытаясь разодрать белесые покровы. Салон «ауди» стал огромным, как пещера дракона, — Артем болтался, подвешенный в сетях.

Он услышал шорох и испугался, что описается, как бывало в детстве. Из белой мглы к нему двигались, неумолимо увеличиваясь, пятна, и у пятен было множество лап и множество глаз. Пауки окружали трепыхающуюся жертву — маленькую муху, угодившую в ловушку. Он видел сквозь слезы брюшки, густо поросшие волосами, длинные мохнатые палочки, шевелящиеся у мокрых пастей. Тошнотворные мутанты окольцовывали, вставали на дыбы, выпуская клейкие нити.

Артем понимал, что не станет Спайдерменом от их укусов. Что он просто умрет в корчах, нашпигованный ядом.

Эта Баба-яга, притворявшаяся мамой, скорее убьет его, чем позволит уйти.

«Ты не моя мама! — думал Артем, брыкаясь. — Маму кремировали, а ты — плохая, плохая тетка!»

Он сморгнул слезы. Паук, от которого его отделяло полметра, превратился в женщину — в то страшилище, которое носило маску мамы. Оно было копией детских рисунков — такое же неровное, нескладное, асимметричное — Артем не знал слово «асимметрия» и заменил его на схожее «тяп-ляп». Тяпляпное лицо с потекшим черным ртом и глазами-дырками. Такие отверстия возникают в бумаге, если к ней поднести снизу зажженную спичку.