— А кто ты, чудовище? — глотала я слезы.

— Я служу у твоей мачехи. Я дочь Магдалины.

— Ты дочь тетушки Магды?! Она жива?

— Да.

— И она тоже хотела меня убить?

— Нет. Но у нас не было выхода.

— Но зачем? Кто я?

— Ты Герса!

— Ну и что? Кому я мешаю, сволочи?

— Элайза! Ты — настоящая, подлинная и единственная…

Но ответа до конца я не услышала. Кошмарный удар потряс корабль. Словно корпус ударился об скалу или подлодку. Толчок был так силен, что палуба оттолкнула меня к лебедке и я чудом не вылетела за борт, успев схватиться за леер.

Тяжелая цепь спасла и Фелицату, она всего лишь с грохотом докатилась до борта, а не перелетела через барьер в воду.

Корабль впервые тревожно — басом — загудел корабельным гудком у косой трубы над нашими головами.

Слезы разом высохли. Я не отпускала леер — ждала второго удара… для меня все повторяется дважды — и удар повторился. Такой же страшный, кошмарный, как и первый. Словно днище таранило всей корабельной массой подводный хребет. И вдруг стало тихо… так же выл штормовой ветер, так же бухали волны о сталь и все же, все же… боже мой! Это же замолчал двигатель. Исчез тот ровный, как проливной дождь, шум движения невидимых шатунов, шум титанического вращения винта. Замолк мотор океанской махины. Остановилось сердце чудовища. Я почувствовала, что хотя мы еще идем по инерции прямо, корабль уже начинает медленно разворачивать бортом к натиску водяных валов. Мы теряем управление! Палуба кормы стала оседать в воду и наклоняться, пусть медленно, всего на два-три сантиметра, но уже к бортовому ограждению, в сторону Фелицаты, покатилась пустая пивная банка. Я до сих пор помню этот банальный сухой дребезжащий звук жестянки! Мы тонем! Вода заполняет машинное отделение.

— Внимание! — ожил радиоголос на всех палубах и во всех каютах, — Тревога! Просим всех пассажиров надеть спасательные жилеты и выходить на верхнюю палубу! Соблюдайте спокойствие и порядок!

Мамочка! Там внизу, в каюте меня ждет несчастная девочка.

И я помчалась вниз, только крикнула стерве:

— Я не утону, и ты тоже!

Я даже не успела спросить как зовут мою мачеху.

Что есть сил я бросилась к выходу на корму. Неоновая надпись еще горела, но я успела заметить, что неон уже потерял прежнюю яркость и потемнел. Жди полной темноты, Лизок! Крен на корму был почти не заметен, дверь открылась тоже без усилий, но уже не захлопнулась, а осталась мотаться на петлях из стороны в сторону.