Катлер смирился и всем телом навалился на стенку. Им удалось раскачать и с ужасающим грохотом перевернуть ее. Посыпались книги, кассеты, фотографии. Голд и Катлер удовлетворенно переглянулись. Теперь комната была разгромлена окончательно. Они вышли.
— Грязный жид! — заорал Аттер.
— Для начала хватит, скотина, — тяжело дыша, сказал Голд, — но лучше дай мне номер, я от тебя не отстану.
— Убирайся!
Катлер встал между ними.
— Джек, номера здесь нет. Оставь его.
Голд взглянул на шерифа, потом бросил Аттеру:
— Жаль, у меня нет времени потолковать с тобой, кусок дерьма.
— Пошел вон, жид!
Катлер пытался удержать Голда, тот грубо оттолкнул его руку.
— Смотри, я еще вернусь.
— Приходи один, — с вызовом предложил Аттер. — Ночью. Без дружков, без значка. Соберется весь Клан, устроим настоящий праздник, таких пинков надаем в твою жидовскую задницу, ты с горы скатишься.
В это время из-за угла здания появился тощенький клановец с клочковатой блондинистой бородкой, его почти волочила за собой пара немецких овчарок на своре. Глаза Аттера блеснули.
— Эй, жид, ты не познакомишься с нашими эсэсовскими собачками? Вот этого, побольше, зовут Освенцим. А белую суку — Треблинка. Правда, здорово?
Голд кивнул Заморе.
— Пошли отсюда.
Аттер развеселился.
— Обожди. Помнишь, что говорили гестаповцы в лагерях, чтоб натравить собак на еврея? Сейчас напомню.
Аттер щелкнул пальцами. Звери сразу же уставились на него. Он ткнул пальцем в Голда и приказал:
—