Светлый фон

— Глупый вопрос, — заметил Пальмеззано и обошел стол, чтобы рассмотреть остальных игроков. — Играть с вами, конечно.

В этих кругах было не принято представляться друг другу, кроме тех случаев, когда это имело для кого-то особое значение. Причина добровольной анонимности заключалась в древней поговорке, которая утверждает: «Чего не знаю, о том не беспокоюсь», а также в том, что игрока в сопернике интересует лишь одно — его деньги.

Из всех игроков Пальмеззано знал только женщину, сидевшую слева от кардинала, — Анастасию Фазолино. Упрямый тип напротив нее производил впечатление ограниченного человека, однако этому противоречила пачка денег, за которой он скрывал свои грубые пальцы, державшие карты. Напротив Смоленски, беспрерывно куря сигары и рассыпая пепел, сидел коренастый, но при этом казавшийся слабым мужчина, который отличался, как и Смоленски, красноватым лицом, чем — по непонятным причинам — гордятся высокие духовные чины.

— Нас и так уже четверо, — забрюзжал Смоленски в ответ на слова Пальмеззано. — Убирайся!

Но тут неожиданно вмешалась Анастасия Фазолино.

— Ну зачем же? — воскликнула она. — Пусть играет вместо меня. Я больше не хочу. Сегодня не мой день. — И она поднялась, уступив место Пальмеззано.

Тот поблагодарил ее и вежливо поклонился, что как нельзя лучше шло человеку с его внешностью.

— Слышал о твоей взлетевшей на воздух машине, — сказал Пальмеззано кардиналу. — Чертовски странное дело, — добавил он, наблюдая, как Упрямый, сидевший справа от Смоленски, тасовал карты.

Двое других игроков испуганно посмотрели на Смоленски. Тот выплюнул окурок на пол рядом с собой и недовольно произнес:

— Мы здесь затем, чтобы играть, или затем, чтобы выражать соболезнования? — После небольшой паузы, видя, что все молчат, Смоленски спросил: — А у тебя есть деньги, Асассин?

Пальмеззано полез в левый, затем в правый внутренний карман своего двубортного пиджака. Вынув из каждого по пачке долларовых банкнот, он положил их перед собой на стол.

— Ставка сто, — заявил Упрямый.

Каждый из игроков положил сотенную купюру, банкир раздал перетасованные карты. Игроки погрузились в раздумье, а Анастасия встала за спиной кардинала, чтобы наблюдать за происходящим. После тщательного изучения своих карт, справа налево и слева направо, кардинал, на лице которого появилась дьявольская ухмылка, швырнул в центр стола тысячу долларов и, не отводя взгляда от карт, сказал:

— Сохрани тебя Бог, Пальмеззано, если я узнаю, что это ты подложил бомбу! — И закивал, словно что-то зная.

— Я? — Мужчина слева от него притворился растерянным. — Да как тебе в голову могло такое прийти? — И после короткой паузы добавил: — Я играю и кладу пять сотен сверху!