– Единственное, что тебе нужно сделать, – просто сказала она, – попросить его об этом. Молчание – не самая лучшая манера поведения для любого из вас.

Карло задумался:

– Но временами он просто непоколебимо уверен в собственной правоте.

Терри и сама чувствовала жесткость характера Пэйджита, которая заставляла его порой быть безапелляционным даже с ней. Но она не могла сказать этому мальчику, его сыну, ни о терзающем его беспокойстве (вдруг Шарп найдет вторую кассету?); ни о ночах, которыми он продумывал тактику перекрестного допроса Монка и Шелтон; ни об инсценированном ими заседании суда, на котором Пэйджит так дотошно допрашивал Марию, что глаза ее сверкнули гневом; ни о том, что за десять дней Джонни Мур так и не обнаружил ни одного свидетеля; ни о том бесконечном напряжении, какое испытываешь, стараясь давать только такие интервью, которые не могут повредить делу.

– Это просто так кажется, – ответила она наконец. – Ты же знаешь, как ему сейчас трудно. Через пять дней нам идти в суд.

– Знаю. – Карло переминался с ноги на ногу. – Но такое впечатление, что этот случай изменил его.

– Что ты имеешь в виду?

– Я для него теперь как бомба замедленного действия. – Мальчик задумался. – Наверное, это как-то связано с мамой. Он никогда ничего не говорит. Но почему-то мне кажется: он не совсем искренен. Нет, на самом деле, я не понимаю, почему он все же решил защищать ее.

Как может Кристофер Пэйджит, подумала Терри, быть совершенно искренним, если приходится скрывать факты. Она все яснее ощущала мучительную раздвоенность Пэйджита, которому приходилось вести защиту Марии, будучи отцом Карло, раздвоенность, при которой замалчивание правды неизбежно.

– Легко ошибиться в твоем отце – он больше озабочен наблюдениями над другими людьми, а не тем, как выглядит в их глазах. Но есть две вещи, в которых я совершенно уверена. Первое – он непременно хочет выиграть дело. Второе – он очень любит тебя.

– Я тоже его люблю и очень уважаю. – Карло помолчал, будто намереваясь продолжить разговор, но закончил одной фразой: – Но не хочу, чтобы он, узнав это, слишком уж возгордился.

Взглянув на него, Терри поняла: Карло сказал все, что намеревался. Она приняла его легкий тон.

– Он не возгордится. Елена не позволит. Представляю, как она твердит ему: "Не пережарь гамбургеры" – как говорящий попугай! Бедный папа.

Карло улыбнулся в ответ:

– Идите его спасать. А я пока соберу кубики – он терпеть не может беспорядка.

Войдя в кухню, Терри с удивлением обнаружила Елену сидящей на коленях Пэйджита и поглядывающей то на гамбургеры, то на залив – серо-голубой в лучах заходящего солнца.