Терри ответила не сразу; предстоящее слушание слишком много значило для Пэйджита, и ему казалось, что все другие тоже ни о чем ином не могут и помыслить.

– С телевидением все нормально. Но я не об этом.

– Можно узнать, о чем?

Терри едва заметно пожала плечами.

– О Карло, – сказала она.

3

3

– Когда отвечаете, – говорила Мария Карелли, – не смотрите на того, кто задал вопрос. Смотрите в камеру. – И, помолчав, добавила сухо: – Тогда зрители поверят в вашу искренность.

Терри кивнула:

– Хорошо.

Мария подняла брови:

– Вы как будто сомневаетесь?

– Во всем этом мероприятии мне видится какая-то надуманность. Теперь, когда я здесь, мне трудно даже представить, что какую-то женщину можно уговорить рассказать – не дома, в суде – о том, как ее насиловали. Предполагая, конечно, что Ренсом когда-то это проделал.

Мария пожала плечами:

– Поэтому-то я здесь. Когда речь заходит о телевидении или о Марке Ренсоме, я могу представить все, что угодно.

Они сидели в пустом павильоне звукозаписи, который Си-эн-эн арендовала у сан-францисского филиала Эй-би-си, ждали начала интервью. И сегодня, на одиннадцатый день, Джонни Муру не удалось узнать о чем-либо, что связало бы имя Марка Ренсома с сенсуальными преступлениями, – ни о зафиксированных случаях, ни даже о домыслах. До предварительного слушания оставалось четыре дня.

Это и побудило Кристофера Пэйджита согласиться на выступление Терри по телевидению. Но согласился он неохотно, ей пришлось настаивать.

Участие Марии было идеей Пэйджита.

– Вы – адвокат, – сказал он, – а Мария – возможная жертва. С другой стороны, она известна и чувствует себя там как рыба в воде. Для Марии обращение с трогательной мольбой о помощи будет как выступление в новом амплуа. – Голос его прозвучал цинично и устало. – Постарайтесь, чтобы она избегала так называемых фактов.

– Но разве мы не исходим из предположения, – подняла брови Терри, – что история ее в основе своей правдива? И разве не так же будет относиться к этому другая возможная жертва?