– Тереза Перальта, Мария Карелли – спасибо за выступление в вечерних новостях Си-эн-эн.
Интервью закончилось.
Мария, выглядевшая обескураженной, придя в себя, уронила только:
– Спасибо.
Терри не ответила.
В лифте Мария заговорила:
– Неудивительно, что вы нервничали. У вас никакого представления ни о телевидении, ни о том, как помочь мне.
Терри обернулась к ней. Спросила очень мягко:
– Чего не скажешь о вас, не так ли?
Мария посмотрела, как будто собираясь ответить, но сказала лишь:
– В два у меня встреча. Мне надо переодеться. Пожалуйста, отвезите меня в отель…
… И теперь, шестью часами позже, Терри сидела рядом с Ричи на диване, смотрела выпуск новостей. Елена играла рядом кубиками, подаренными Карло.
Показали клип с Марией Карелли, обращающейся к толпе на ступеньках Дворца правосудия. В простой блузке и юбке, без лидерских замашек – у нее был вид настоящей жертвы; каждый раз, когда толпа разражалась аплодисментами, Терри чувствовала, что это не может не оказать своего воздействия на Маккинли Брукса.
– Вы пришли сюда, – говорила Мария, – потому что поверили мне. За это я вам очень благодарна. Вы собрались не только ради меня – ради всякой женщины, пережившей стыд и трагедию изнасилования.
– Очень хорошо, – одобрил Ричи. – Не замыкается в рамках частного случая, говорит не только о себе.
Терри кивнула:
– Это, конечно, хорошо. Только не думаю, что этим можно задеть за живое потенциальных свидетелей.
– Еще раньше, – звучал голос комментатора, – мисс Карелли и один из ее адвокатов, Тереза Перальта, обратились к женщинам, которые подвергались надругательству со стороны Марка Ренсома, с настоятельной просьбой дать свидетельские показания.
У обратившейся к телезрителям Марии рассудочность явно сквозила и во взгляде, и в тоне голоса. Лицо, хотя и скорбное, было спокойным.
– И здесь она тоже хорошо выступает, – заметил Ричи. Когда камера наплыла на Терри, вид собственного лица поразил ее: она выглядела неуверенной, смущенной и больше походила на жертву, чем на адвоката жертвы. Терри вспыхнула. Услышала собственный голос – в голосе оказалось меньше твердости, чем ей представлялось: