Лао остановился. Сомнения в смелости его слов начали одолевать.

— За слово ответственности никто не песет. Прошлое ставят на уровень чужих ошибок, но никак не на серьезность и ответственность перед будущим. И здесь мы, как нация, теряемся.

— Постой! Посгой, Хитрый Лао, — заскрипел непривычно высохшим голосом Сан. — Мы не на дебатах парламентских кликуш. Не столь высоко мы вознеслись на словесном поприще, чтобы звонко петь. Говори суть. Нация сама по себе, мы сами по себе. Никто нам подачки не кинет, если сами не возьмем.

Сан гордо окинул зал. Для него важно было сбить кросноречие и проникновенность Лао, иначе тот сможет опять все, таким трудом отвоеванное Саном, перекрутить обратно. Толпа не очень мыслит в контексте. Он ожидал одобрительных взглядов, но зал выжидательно молчал. Заметно было, что сегодня они не очень торопливы в выкриках.

— Покороче, Лао, и суть. Не на митинге. Сидящие здесь внимательны к тебе.

— И к тебе тоже, — жестко парировал Лао. Он понял: Сан боится. И уверенней продолжил: — Только что ты уверял, что нехорошо перебивать. Так вот, попробуй молчать и не мешать представителям школ.

Лао медленно заходил взад-вперед, окидывая иногда вопрошающим взором зал.

Сидевшие впервые были свидетелями разгоревшейся полемики. Не все понимали, что имели в виду их главари, когда упоминали то или иное событие, но им было интересно, чем закончится весь спор. И они с ученической жадностью ловили каждое слово.

Говорившие на свой лад аргументировали свое, и со стороны трудно было сразу отдать предпочтение кому-либо из них.

Лао резко повернулся:

— Китай, Китай. А подумал ли кто из вас, нужны ли вы Китаю? Вам, здесь сидящим, дает что-нибудь Китай? — это было резким скачком в сторону перед только что сказанным, но оно уже касалось конкретно каждого и поэтому одобрительно выслушивалось. — Почему мы выходим на путь непрочный и скользкий? Почему? Да потому, что каждый из нас хочет хоть как-то улучшить свое безрадостное существование. Кто скажет, что он доволен существующим? Кто? И богатства, и убогость, правда и злодеяния прикрыты одним рваным одеялом закона. Ответственных не интересует доля тех, над кем дыры закона. И почему неприкаянное небо валит беды и отчаяние на головы беззащитного жителя. Для них это чушь, не стоящая даже вникания в положение. Каждый со своим крестом выбивается из нищеты. Не можешь — молчи. Начнешь говорить: вот тогда закон погуляет по твоей шее зазубренным топором правосудия.

Эти, непонятно каким чувством выброшенные слова из уст недовольного вызвали шумный резонанс. В помещении удовлетворенно зацокали языками, закивали головами.