Светлый фон

Тихо. Обвел взглядом над собой могучие разлапистые ветки. Метрах в пяти над ним на толстенном узловатом суку распластался какой-то зверь. Не опасных размеров. Открыл второй глаз, присмотрелся — рысь.

Шевельнулась мордочка хищника. Показались знакомые кисточки стоящих ушей. С опаской открылся один глаз кошки. Заметив, что человек тоже смотрит, приоткрыла второй. Зевнула широко, внушительно. Прищурилась. Редко помигивая, уставилась на Руса. Нет, не на Руса, куда-то рядом.

Монах не двигался. Прикрыв веки, чтобы не раздражать зверя и чтобы не резало ото сна, внимательно изучал животное. Судя по внешним признакам, зверь мартовского помета. Яркая, мятая лоснящаяся шерсть. Некрупные размеры. Глаза любопытно-удивленные, пугливые. Мордашка еще детская, пытливая. Котеня, только большой.

Вообще, у Руса не было беспричинного страха и к крупным зверям. Уверенность в себе, знание повадок хищников, настойчиво вдалбливаемое Ваном, отодвигало знакомое каждому оцепенение на задний план. Сейчас, рассмотрев малыша, совсем успокоился. Закрыл глаза. Знал, что периодически тот посматривает на него. Врожденная осторожность, подозрительность — качество всех зверей, да и человека тоже, уже злее про себя подумал Рус. Лег удобней на широких угловатых ветвях. Задремал. Малыш, еще раз широко зевнув, тоже притих.

Но тут что-то реннее подкинуло Руса. Он резко сел, придерживаясь рукой за боковой сук ветви. Посмотрел вниз. Шагах в пятнадцати в кустах монументально возлежал тигр. Скучно посматривал на дерево, на котором находился Рус. Изредка предупреждающе позевывал. Этот собрат уже никуда не годился. Прищуренные зрачки зверя лениво поглядывали на потенциальных жертв: широкая морда натяжно скалилась, отворачивалась, будто не желая видеть никого. Потом снова медленно поворачивалась, и пытливые глазки придирчиво осматривали находившихся на дереве. Рус в упор посмотрел на тигра. Тот в ответ невежливо прищурился, усы зло топорщились в стороны, но видя настойчивый взгляд человека, широко раскрыл пасть, оскалился. Глухой рык низко прокатился по земле. Но Рус, холодно сверкая своим давящим взглядом, продолжал напирать подвижными глазами в зверя. Тигр округлил глазки, злобно следил.

Самка, догадался Рус. Где-то рядом должны быть малыши. Смягчил взгляд. Снова разложился на ветвях. Если придет самец, — подумалось, — будет хуже. Но раз хищники рядом, значит поблизости нет людей. Стемнеет, нужно двигаться дальше. Тигрица протопает следом до пяти миль и отстанет. Рысенок может несколько дней волочиться следом. Пока они здесь, можно не прислушиваться к шорохам. Дать возможность нервам полностью расслабиться, забыться. Впереди еще немалый путь. Рус не знал, как будет идти. Знал только направление. Кто и что на пути — можно только догадываться. Но раз звери каким-то случайним образом собрались рядом, значит можно и нужно верить в удачу, верить в то, что скоро появятся братья, и вся мешанина трудностей и тревог закончится. Вспомнились кошмарные сновидения детства, когда лица, палки одной устрашающей чередой проносились перед его сознанием. Когда кричал и вздрагивал от дьявольской карусели образов. И вот сейчас все это сопоставилось в нем, что происходило наяву. Как зациклен мир, однообразен в своей обыденности. Неужели так будет всегда? Неужели те истоки мудрой благотворности в людях, о которых рассказывали отцы, ток слабы и малочисленны, что злостное бытие-битие определяет caмy светлость бытия.