— А что в кувшине?

— Цианид, — говорит он так, словно речь идет о лимонаде.

— А зачем он?

— Чтобы выпить. — Обернувшись, он смотрит на меня.

Выпить? Это еще что такое, черт побери? Парень, который пьет яд и шутя обращается с ядовитыми змеями? Ну ладно, он чертовски обаятелен, может, самый обаятельный из всех, к кому я проникался симпатией, но у меня четверо подзащитных, приговоренных к смертной казни, судьба их зависит от него и от какого-то уличного мальчишки, которого он недавно обратил в свою веру! А если он на самом деле выпьет эту бурду и окочурится?

— Он что, пьет цианид? — тупо переспрашиваю я.

— Если это будет угодно Господу Богу.

Если это будет угодно Господу Богу!

Взобравшись на алтарь, Хардиман берет кувшин с цианидом и высоко поднимает его над собой.

«И если что смертоносное выпьют, не повредит им».

Мне доводилось видеть, как проповедники в Индии ступали на раскаленные угли, от которых ноги у них, по идее, должны были бы обгореть до самых лодыжек, и сходили с них как ни в чем не бывало. Не спорю, во время моего увлечения Коренной американской церковью мне приходилось сталкиваться (правда, не воочию, такие сведения я почерпнул из источников, заслуживающих всяческого доверия) с такими же невероятными чудесами. Но люди, способные пить яд из масонского кувшина?

Хардиман разглядывает сосуд, подносит кувшин к лицу и, сунув голову в его отверстие, делает глубокий вдох.

— Ну и гадость! — говорит он. — Таким цианидом можно сжечь себе все внутренности.

Собравшиеся хохочут.

— Аминь! — орут они. — Скажи то же самое!

Долгим взглядом, в котором читается чуть ли не сожаление, смотрит он на сосуд и отставляет его в сторону, сбоку от алтаря.

— Этим я займусь попозже, — говорит он. — Может, попозже.

Выйдя на середину алтаря, он бросает взгляд на собравшуюся внизу паству.