— Ты чист, — сказал он и, достав из конверта портмоне с удостоверением Майкла, подал его мне.

Я уже и так сообразил, что проверки бояться не стоило. В этом-то и была вся фишка. Именно потому я и нужен был Эдгарам. Единственное, что меня беспокоило, — это подпись. Что, если вдруг кто-то заметит несходство наших почерков? Однако Эдгар — я был уверен в этом — учел все нюансы. Каким-то образом, то ли из книг, то ли от какого-либо своего соратника, который раньше служил в армейской контрразведке, но он, должно быть, знал, что вероятность прокола здесь ничтожно мала. Правда, иногда я испытывал тревогу иного рода. А что, если Эдгар преследовал другую цель: подставить меня, взвалить вину за взрыв на меня? Однако смысла в этом я не мог разглядеть. Такой расклад не был выгоден никому, и прежде всего самим Эдгарам. Ведь в таком случае я не стал бы запираться, и ФБР очень быстро вышло бы на них. Так что во мне вызрела довольно-таки сильная уверенность в благополучном исходе. Тем не менее в моем теперешнем состоянии я был готов абсолютно ко всему.

— Я могу идти?

— С Богом! — ответил он. — Или без него. Знаешь, — продолжал он, — если бы я действительно был таким засранцем, каким, по-твоему, я являюсь, я бы все равно арестовал тебя. За то, что ты пытался сбежать. Тебе неплохо бы подумать об этом. Однако я сдержу слово.

Он сделал шаг в сторону, освобождая дверной проход. Я взял со стола свои сигареты и затолкал их в карман джинсов.

— Почему ты убегал? — тихо спросил он, когда я выходил из комнаты.

Мне хотелось сострить, иначе я не был бы самим собой, и все же я поступил так, как мне говорили: промолчал. Я пожал плечами, как бы говоря, что и сам не могу взять этого в толк. Сделав несколько шагов по коридору, я оглянулся. Рудольф стоял и смотрел мне вслед.

— Надеюсь, ваш брат скоро будет дома, — сказал я ему напоследок.

Лишь после того как вышел из здания ФБР на улицу, я вспомнил, что у меня теперь нет машины. Солнце уже клонилось к закату, однако воздух еще обжигал кожу и легкие своей раскаленной сухостью. Пройдя несколько десятков футов, я был вынужден снять джинсовую куртку. Я не имел никакого представления о том, куда иду. Далеко впереди за лужайками, поросшими скудной, чахлой травой, и песочными пустырями виднелся проспект. Добравшись до бульвара, я зашел в холл какого-то второразрядного отеля, где внутри царил полумрак, и позвонил родителям. Несмотря на довольно ранний час, отец уже был дома. Я не хотел разговаривать с ним в то время, когда рядом с телефоном могла оказаться мать, однако я знал, что он наверняка давно уже не находит себе места и его силы уже на пределе. Он снял трубку после первого же сигнала.