Горничных, управляющих, а, тем более, кухарок (кощунство!) он не нанимал, хоть и мог позволить себе большой штат прислуги. Может, сказывалось социалистическое детство и подростничество, а может — что-то еще, например, — неприхотливость.
Так Виктор жил, пока имелись силы.
Но его организм, в конце концов, начал требовать передышки, ибо от бесконечного «заливания за воротник» он стал плохо себя чувствовать. Пришлось прекратить пьянство.
И только он бросил пить, только его оттряс похмельный синдром, как однажды ночью ему более явственно, чем раньше, послышались вздохи Болота на севере:
— У-м-м… У-м-м… Будь с нами! У-м-м…
Виктор зажал уши ладонями, но томный, протяжный голос звучал, как он уже имел возможность заметить однажды (когда улепетывал с дьявольских топей, потеряв там и всех друзей и любимую девушку) не в воздухе, а в его голове. Парень упал на колени и зажмурился. Уж очень сильным был этот зов. Вздохи Болота лишали разума.
«Может, я становлюсь шизиком не от болота вовсе, а… от водки»? — подумал тогда Виктор. — «Может, у меня белая горячка?»
«Ага, и раньше была белая горячка»! — саркастически ответило ему его второе «Я». — «Раньше ты не пил? Ну и что?! Может, выхлопов своего «Лэнд-Ровера» нанюхивался? И глючил».
Ерунда! Ему не хотелось записывать себя ни в алкоголики, ни, тем более, в сумасшедшие. К врачам обращаться — нет толку. Те-то сразу скажут: чокнутый!
— У-м-м… У-м-м, — вздыхало Болото низким басом и тут же изменяло интонацию, переходя на Юлин фальцет, — Мне плохо без тебя, любимый, я соскучилась. Здесь темно, сыро и холодно. Приди ко мне, согрей меня. У-м-м… У-м-м…
Виктору вспомнилась работа Купера. Участие в его экспедиции пробудило в парне интерес к парапсихологии и, как только появилась возможность, он изучил труды американского ученого.
При этом ему сразу удалось заметить в Куперовской теории два недостатка, причем один — научный, а второй — житейский.
Научную промашку Купер совершил, стремясь доказать существование потустороннего мира, идя по «темному пути», — с помощью получения информации у представителей… преисподней. Чего греха таить? За что боролся, на то и напоролся, — попал в преисподнюю. Не стоило американскому ученому игнорировать другой путь: искать подтверждения своей гипотезы у светлых сил.
Житейский промах Купер допустил из-за своего чрезмерного рвения.
Зачем вообще жалкому человечишке было соваться во все это?
Однако, не смотря на правоту своей критики, Виктор чувствовал, что Купер не мог поступить иначе. И сам американский ученый и все люди, которых он нанял, были подобны бестолковым мотылькам, алчно летящим на влекущий их к себе огонь. Адское пламя манило членов экспедиции, чтобы лишить всех их жизни. У самого Виктора жизнь, правда, осталась, но Болото подпалило ему крылышки — это точно. Потому он не мог больше никуда улететь. Иногда ему, правда, не давало покоя желание, хотя бы уползти отсюда, пусть на брюхе, на карачках, лишь бы быть как можно дальше от топей… Но стоило наступить позднему вечеру, и Юлин далекий стон из вздыхающего Болота мигом отнимал у него все силы. Часто она рассказывала ему, как ей плохо и одиноко без него, но чаще — просто звала к себе.