— Если копия снабжена архивными шифрами и прочими реквизитами (имена, должности, даты), она поддается проверке по контенту. Фальсифицировать досье такого объема, как ватрухинское, чрезвычайно трудно.
— Но все-таки возможно?
— Ну, в общем, все возможно, — помявшись, соглашается Виктор.
— А значит, тень сомнения будет всегда сопровождать эти документы.
— Знаете, фальсификатов столь масштабного объема в мире не оприходовано. Но я согласен с вами, в архивном деле первый вопрос: видел ли кто оригинал? И, исходя из формального параметра, если оригиналы недоступны… Ну хорошо. Примем для абсурда, что все это выдумал какой-то грандиозный надувала. Тем более эти бумаги станут настоящим кладезем для развлекательных программ, детективов, для кино.
Ведущий-красотун, хотя и импровизирует, но правильные задает вопросы. Новая острая реплика:
— Мы извиняемся перед нашими телезрителями за то, что обещанное участие Ватрухина отменено из соображений безопасности. Кстати, Зиман, а ведь вас это тоже касается. Не боитесь мести советских спецслужб? Нам известно, что нередко жизни любознательных журналистов угрожают. Документы эти выкрадены из архивов российского госдепа. Мы знаем, что в России угрожают и политикам. Вспомним относительно недавний случай с убийством Галины Старовойтовой. А что, если документы Ватрухина еще не потеряли актуальность? Ведь в истории разведки «мертвый хватает живого»?
— То есть вы имеете в виду, мне или «Омнибусу» могут угрожать?
— А вам еще не угрожали? С вами, Зиман, ничего не происходит необычного?
— Нет… то есть, может быть, происходит, но, по-моему, Контора тут ни при чем.
— А вы уверены, что знаете, чем занимается Контора?
С ответом на этот вопрос Виктор замешкался, приготовился чихнуть, зашарил по столу в поисках платков, стащил очки и замахнулся на бутылку минералки. Ведущий панически вдавил аварийную кнопку, и обливание Виктора холодным душем происходило уже
Пускай мокрый, но Виктор отбомбился! Осталась только съемка к столетию Плетнёва. Поверить невозможно — Лёде сто лет… Простуженный, мокрый, спешащий, но как же Виктор может не пойти, если снимается программа памяти Лёдика!
А костюм ничего, по дороге просохнет небось.
…Напрасные мечты. Покуда Вика мчался на место съемки, пробегая мимо исторгающих пар бассейнов, где прыгали голые люди, вопя по-русски, хляби разверзлись, и он до того дополнительно вымок (а зонт оставил на радио), что история с купанием в минералке перестала иметь вообще какое бы то ни было значение.
В нижнем этаже городской водокачки — что в этом городе, кроме воды? — в тесных стенах из необработанного кирпича, под сиянием софитов уже сидели Федора и Глецер: обоим по восемьдесят с гаком, оба работали на радио во времена Бото Кирша, Лёдика, мамы, диссидентства. У них лица белые, без цвета. У Федоры волосы такие же бесцветные и непрочесанные, а у Глецера никаких волос уже нет. Одежда вся в серо-светлых и серо-бежевых тонах, немаркая и по стилю «аккуратно спортивная». Это, собственно, и есть опознавательный стиль небогатых и давно выехавших на Запад русских.