Виктор некоторое время переваривает услышанное, потом решает оформить свои мысли еще в одну гипотезу:

— А что, если… может, нас таким дикарским способом Хомнюк пугает, чтобы архив Оболенского ему продали и досрочно для публикации открыли?

Бэр отвечал, навертывая блин:

— Может, и Хомнюк. Вдобавок очень креативно ведут себя и ваши болгары изобретательные!

— Да. Давайте подытожим. Разыграли сцену в Мальпенсе и сунули мне стенограмму. А как она попала к ним? В дедовых бумагах, в половицах, стенограммы этой не было. Тогда же в Мальпенсе мне втюхнули и повесть Лёдика «Фацеция о королеве Елене». Тоже ксерокс с оригинальной машинописи. И она тоже явно не из театральной stash… заначки. От самого Плетнёва я знаю, что при обыске из его квартиры были вынесены три неопубликованные повести. Плетнёв считал все три вещи утраченными. Приехав в Париж, он их решил восстановить. Об этом свидетельствует и отрывок, который дали мне только что в Кельне. Это Плетнёв наново писал. Вместо того текста, который отобрали гэбэшники…

— Которые тем временем прислали нам по факсу страшилку примитивную. Думают нас запугать рисуночками!

— Черную метку, как в «Острове сокровищ».

— Хотя, конечно, фонд вашего дедушки — щекотливый фонд. В нем списки картин и драгоценностей. В нем данные об уплывшей живописи и утраченной мелкой пластике из «Грюнес Гевёльбе». Это, конечно, дело уже древнее. Но я не в первый раз вижу, как нацисты и их последыши возвращаются на выжженную ими землю за своими захоронками. Именно за картинами и вещицами. Например, за теми, которые заныкивали… hoarded… драпая в Аргентину. «Крысиная тропа»!

— Германия — Испания — Аргентина.

— Не только! Не только в Аргентину. Есть еще документы, по нашему профилю, я имею в виду бумаги от сына Анастаса Микояна. Они уже сданы в Вашингтонский университет, но до двенадцатого года засекречены. Наци, пропрятавшись после войны по пятнадцать лет, даже к Фиделю драпали! У Фиделя нацистские офицеры работали инструкторами. Дайте срок. Я знаю эти документы. Я знаю, где они лежат. Если доживу, когда рассекретят их. А если я не доживу…

— Бэр, что за странные разговоры! Рано вам как-то их вести…

— Все под богом ходим, правда? Если я не доживу — вы, Зиман, пожалуйста, не забудьте. Вашингтонский университет. Фонд рассекретят осенью две тысячи двенадцатого. Вернемся к крысам.

— К каким? К самолетной крысе?

— Какой-какой? А. При чем тут она. Я и забыл. Нет, «крысиная тропа», Аргентина. Но важно, что и Италия, Италия, Италия! Покровительство Ватикана. В «Досье „Одесса“» Форсайта? Помните? И пособничество духовенства. Одни попы пособляли ради непорочного католицизма, другие ради алчности бездонной своей. И брали! Брали картинами, картинками, вещицами мелкими из золота. В частности, из коллекций Цвингера. А уж зеркала, перламутровые консоли, яшмовые пластины, весь драгоценный декор, скажем, из «Зеленых сводов» — этого вообще никто не доискался после войны. Монсиньор Худал за выкуп переправил в Аргентину через Геную, во-первых, коменданта Треблинки Штангля, во-вторых, Вагнера… Вагнер был заместителем коменданта в Собиборе. И третьего, не помню, ну кто заведовал Дранси… Забыл, как его…