— Запугивают за Ватрухина!
Машет фотописьмом ужасным, карандаш в другой руке, мелькание, повышает котировку Ватрухина до невообразимости.
— Вчера было по главному каналу!
— Аукцион!
Самозабвенно рассказывает про кагэбэшные нравы и убийства.
— Зонтиком ткнули болгарского диссидента Маркова. Ивану Кивелиди обмазали нейротоксичным ядом телефон. Эти розыгрыши — их блядский стиль. Мы должны идти с Зиманом, нас ждут на ярмарке.
— Бэр, ну не в таком же наряде вам туда.
— А? Да, подняться в номер. Мои вещи там? Ваши тоже? Пусть останутся. Я ведь вряд ли в гостиницу вернусь. Разве что на субботу. Поэтому номер — ваш. Ладно, пойду, расфуфырюсь по-пингвиньи, а потом подожду вас внизу. По пятнадцать минут каждому на одевание. Нет, а эту бумажку расчудесную они сфабриковали, чтобы устрашить. Ну ничего, увидите, они задергаются, сволочи. Я всю-всю информацию выну из Павлогородского! Они у меня запляшут на той неделе. Молодой человек, вы кто, фотограф? Вы мне портретик-то отдайте. Да, да, бумажонку ту вон с головой с отрезанной. Пересняли и отдайте. Ну ведь гниды какие!
— Зиман, я вот тут всем про Ватрухина да про запугивание, аукцион, а на самом деле, между нами, штука-то, наверно, не в этом.
— В чем же? Вы что, Бэр, имеете другое объяснение?
— Между нами, полагаю, это моджахеды подстроили против меня! Это за карикатуры меня удумали припереть!
Вика сам с собой: как это он сказал «припереть»?
Бэр прощается с настырным журналистом.
— Вы пришлите интервью, когда будет опубликовано. Вы откуда? Я имею в виду, из какого издания? Италия?
Так. Бэр уже от всех отделался и бежит в лифт. Постойте, чемодан.
— Бэр! Минуточку! Мне дали ваш билет, рейс в пять двадцать пять. Так что вы берите с собой на выставку чемодан. Оттуда поедете к четырем в аэропорт.
— Ясно. Времени в обрез, собираемся.