Краббе, не отвечая, затянулся сигаретой.

— Вы же не предполагаете, будто… — начал Бук.

Дверь открылась, и вошел Плоуг.

— Простите, только что звонил секретарь премьер-министра. Он хотел бы поговорить с вами сегодня, в девять часов.

— Мне пора, — сказал Краббе, вставая на ноги. — Не буду вам больше мешать.

Он подошел к Буку и пожал ему руку.

— Спасибо, что поговорили со мной. Я знаю, что вы не испытываете ко мне симпатии. Это неизбежно, учитывая обстоятельства. Мне жаль. Если…

Он оглянулся, ища, куда бы выбросить окурок. Плоуг протянул ему блюдце.

— Если вы захотите обсудить что-либо, пожалуйста, звоните.

Министр и его заместитель взглядом проводили Краббе. Плоуг стряхнул окурок с блюдца в корзину для бумаг.

— Зачем он приходил?

— Я так и не понял, — признался Бук.

Браки не заканчиваются в одночасье после ссоры или прощального взмаха руки. Распад семьи — как тяжелая утрата, его нужно пережить. Связи между людьми умирают медленно, вокруг полно предметов, которые несут с собой воспоминания, и жизнь не потечет дальше, пока не разрушены эти барьеры.

В кладовке отцовского дома Луиза Рабен разбирала не только вещи. Она разбирала обломки жизни, которую хотела оставить в прошлом.

В одну сторону документы: коробки с медицинскими справками, гарантийными талонами на машину и бытовую технику, страховки, рецепты, счета. Отдельно личные вещи: письма в конвертах со штампами таких уголков мира, где она не побывает никогда; фотографии, от которых щемило сердце; старенькая видеокамера, которой уже давно никто не пользовался.

Рядом с камерой лежала видеокассета. На ярлычке дата: за несколько месяцев до рождения Йонаса.

Прошлое похоронить нельзя. Что прожито, то прожито. Все это останется с ней навсегда, а самое главное свидетельство их любви — сын.

И она не будет прятаться от своего прошлого.

Луиза вставила кассету в камеру, прошла с ней в свою бывшую, теперь уже почти пустую комнату, подключила провод к маленькому телевизору напротив кровати. Потом села и стала смотреть.