— Мы можем побыть немного наедине? — спросил Рабен у охранника.

— Извините, — ответил тот, — но я должен остаться.

— Умоляю… — сказал он.

Офицер только посмотрел на него и не двинулся с места.

— Давай присядем, Йенс, — сказала она, и они прошли к двум стульям в дальнем конце комнаты.

Вблизи он тоже казался вполне здоровым. Все-таки была в этом человеке какая-то упрямая сила. Чем больше его прессовали, тем яростнее он сопротивлялся.

Он взял ее руку в свои. Она не ответила на пожатие, замерзшие пальцы не гнулись после долгого ожидания на улице.

— Это просто… — Он смотрел на нее таким знакомым неотступным взглядом, который словно говорил: прости все. — Я не знаю, почему так получилось… На меня что-то нашло…

Он сжал ее руку сильнее. От Луизы привычно пахло больничным мылом и лекарствами.

— Этого не повторится, — сказал он.

Она молчала.

— Я знаю, что уже обещал тебе. Но теперь…

— Давай сейчас не будем об этом говорить.

Его умоляющие глаза смотрели на нее.

— Я подвел тебя. Тебя и Йонаса. Я понимаю это. Я был дрянным мужем, дрянным отцом. Если бы можно было все вернуть назад!

А перед ней опять стояла та же картина: голый Согард на ее кровати. Просто секс, ничего больше.

Он заговорил громче, в его голосе зазвучала надежда:

— Знаешь, а ведь наши дела идут к лучшему. Они стали прислушиваться к тому, что я говорю. Поняли, что все это правда. Вы с Йонасом…

— Два года… — прошептала она. — Два года постоянно одна. Даже когда я приходила навещать тебя, ты почти не прикасался ко мне. Ты говорил и думал только о себе и о своей чертовой армии. О том, что с тобой случилось…

— Мы сможем начать все сначала.