Светлый фон

— Считаю до трех. Быстро приказывай своим прекратить огонь! Раз, два… — Я не успел произнести «три», как он подкосил меня ударом ботинка по коленке и вышиб из рук пистолет.

Я рухнул на пол. От дикой боли помутилось в голове. Но все же успел увидеть перед собой дуло автомата. Уже прощался с жизнью, как вдруг все переменилось. На меня тяжело навалился Джафар, а рядом полегли его телохранители.

— Вставай, Павлуша, ты что-то залежался. — Мне протягивала руку Ия. — Пойдем поможем своим, они ведут бой наверху. Держи свой пистолет…

ИЯ

В последний момент Генрих решил проводить меня до первого перекрестка. Километров пять мы ехали втроем: я, Генрих и Жанна за рулем. Жанна сделала милость, остановив машину по просьбе Генриха, съехала на обочину и терпеливо ждала, пока мы, отойдя в сторону, прощались.

— Я уверена, что мы расстаемся ненадолго, — в который раз заверял меня Генрих. — Скоро начнутся переговоры, и я сразу приеду в Москву.

— Думаю, что в этом уже не будет необходимости, особенно после опубликования статьи. Вряд ли они теперь нуждаются в твоих услугах, — окатила я его ушатом холодной воды. Понимала, что причиняю ему боль, но пусть в конце концов встанет на почву реальности и поймет, что за свои поступки надо отвечать. Я ни минуты не сомневалась, что мой муж совершил большую ошибку, приняв решение остаться у чеченцев. Никакие его рассуждения о чести, совести, истинном патриотизме, которых я наслушалась досыта, не поколебали моего мнения. Я была ужасно обижена, более того — обозлена на Генриха за его упрямство, за нежелание прислушаться к доводам здравого смысла и за то, что он мог вот так просто расстаться со мной. Поэтому прощание наше прошло прохладно, как-то наспех, без всяких заверений в любви. Генрих лишь напомнил о документах, которые я должна отдать лично генералу, и все.

Он остался на дороге, а я, не оглядываясь, направилась к машине.

— Разрешите ехать? — с язвительной усмешкой спросила Жанна, когда я уселась рядом с ней.

— Да, вперед, и как можно быстрее, — распорядилась я, самовольно назначив себя старшей экипажа.

Долго ехать не пришлось. Мы не разговаривали. На сердце лежал камень, и болтать с этой дурой было невмоготу. Может, она поняла мое состояние или сама о чем-то важном думала, только в молчанку мы играли до самого второго перекрестка, конца моего пути с Жанной.

— Мне направо. Со мной поедешь или как? — усмехнулась она, хоть прекрасно знала, что дальше нам не по дороге.

— Или как, — ответила я и, не прощаясь, вышла из «джипа».

— Больше не попадайся мне на глаза. Еще раз увижу — пристрелю! — не удержалась от угрозы Жанна.