Две порции виски усыпляли его, но часы показывали всего восемь, а он спал почти весь день. Он начал раздеваться, чтобы лечь, но вдруг остановился, прислушиваясь. Где-то далеко послышалось странное завывание. Собаки на фермах, окружающих Гленнхейвен, начали неистово лаять, но он знал, что этот звук исходил не от собак. Подойдя к окну, он опять услышал заунывный вой. Это была белая волчица с лоснящейся шерстью. Она ждала его внизу, у реки.

Барби снова тщательно осмотрел укрепления на окне. И нигде не увидел следов серебра — Гленн в своем догматическом материализме, очевидно, отвергал любую возможность ментального манипулирования вероятностью. Должно быть, достаточно легко можно превратиться в змею и сойти вниз для встречи с Эйприл Белл. Он снова услышал ее завывание и задохнулся от нетерпения.

Повернувшись к высокой белой больничной кровати, он внезапно остановился и похолодел от ужаса. В соответствии с рациональной научной логикой доктора Гленна он должен питать к Сэму Квейну и Нику Спиваку подсознательную завистливую ненависть. В сумасшедшей логике его бреда Эйприл Белл была все еще полна решимости уничтожить их из-за неизвестного оружия, которое они охраняли в деревянном ящике.

Он почувствовал тошноту и содрогнулся, страшась подумать, что могла бы совершить змея.

Все-таки Барби медлил ложиться спать — он чистил новой зубной щеткой зубы до тех пор, пока не стали кровоточить десны, затем принял душ, осторожно привел в порядок ногти на ногах и надел белую пижаму, которая была ему велика. Закутанный в красный больничный халат с вышитой меткой Гленнхейвена посредине спины, он сел на стул и целый час пытался читать роман, принесенный сестрой Джидвик. Однако все характеры в книге казались такими же серыми и плоскими, как люди, которых он встретил внизу.

Белая волчица завыла опять.

Она звала, но он боялся спать. Хотелось закрыть окно и заткнуть ее дикий клич и рассерженный лай собак. Его нетерпеливое хождение по комнате прервал другой, более слабый звук, приведший его в трепет. Это был заглушенный монотонный крик женщины, раздавшийся где-то близко. Крик тупой, ужасный, полный отчаяния. Он знал, это был голос Ровены Мондрик.

Стараясь не слышать крика Ровены из палаты беспокойных больных и зова белой волчицы с реки, Барби поспешно захлопнул окно и еще раз попробовал углубиться в роман, но смысл прочитанного от него ускользал. Он ненавидел холодный пасмурный мир, сокрушающий надежды, где кричала слепая женщина, и жаждал освобождения от своего бреда. Подчиняясь внезапно этой новой реальности, он нетерпеливо потянулся к выключателю.