— Девяносто пять. Поздравляю. Будь это настоящий тест, аттестат в твоих руках.
— Надеюсь, с настоящим я тоже справлюсь.
— О-о, кое-кто скоро отсюда свалит.
Пожимаю плечами.
— Я просто... переросла школу, понимаешь? Готова двигаться дальше и все такое. Мне нравится Портленд. Мне нравится жить с Мейси. Повезло, что она согласилась принять меня.
— Что ж, буду по тебе скучать. Но да, я тебя понимаю. Плюс у меня появился повод посетить Портленд. Люблю розы.
— Обязательно сходим в Ботанический сад, — обещаю я. — И я буду приезжать на суды.
Не горю желанием давать показания, но знаю, что должна. Они обязаны заплатить за все, что сделали с Миной и Джеки.
Потираю колено. Когда Мэтт пришел ко мне через несколько недель после случившегося, я попыталась извиниться перед ним. Но он едва мог посмотреть мне в глаза, и в итоге мы оба разревелись. Я уговорила его подождать Трева, чтобы тот отвез его домой, и до его приезда Мэтт сжимал значок трезвости и мою руку, словно спасательный круг.
Впереди долгая дорога. Бесконечная, ведь невозможно пережить потерю близкого человека. Полностью — нет. Не тогда, когда она была частью тебя. Не тогда, когда любовь к ней сломала тебя и полностью изменила.
Меня пугает эта долгая дорога, как и Мэтта. Долгие месяцы тяга к наркотикам была погребена под одержимостью найти убийцу Мины. Теперь же мне нужно оставаться сильной ради себя самой.
— Перемены к лучшему.
— Согласна.
ОКТЯБРЬ
С мамой мы едва разговариваем — но так было и раньше, поэтому особой разницы нет. Порой мы вместе сидим на кухне, она работает с документами, я — листаю каталоги в поисках растений, которые переживут портлендскую погоду. Но всегда в тишине, прерываемой лишь шорохом страниц и скрипом ручки по бумаге.
Одним вечером она складывает руки на дипломате и ждет, пока я не подниму взгляд, и с небольшим ужасом я понимаю, что она готова к разговору.
— Мне следовало прислушаться к тебе, когда ты сказала, что больше не принимаешь. — Похоже, репетировала перед зеркалом, чтобы слова звучали верно, будто это речь, а не признание.
Я долго молчу. Тяжело даже думать о том, как ей ответить. Словами не изменить ее поступок; не стереть все месяцы, что я провела в Центре, скорбя в одиночестве. Такое ничем не стереть, как бы несправедливо это ни было. Она так поступила лишь потому, что пыталась спасти меня.