– Итак, что, собственно, происходило там во дворце?

Нацистка неприязненно покачала головой.

– Ну, во всяком случае, мало общего с тем, о чем написали в газетах, – сказала она с нотками превосходства в голосе. – Все напились и постоянно ругались, Мишель Карлссон болталась полуодетая и трахалась с поп-звездой то тут, то там. Эти люди ссорились и дрались. И обо всем этом нет ни слова в прессе.

– Не всегда пишут обо всем, что происходит, – заметила Анника.

– Почему же, если это правда?

– Есть еще такое понятие, как неприкосновенность личности.

– Но неприкосновенность личности патриотов вас нисколько не волнует, о нас вы пишете всякое дерьмо при любом удобном случае и лжете, не стесняясь.

Нацистка произнесла это по инерции, без намека на агрессивность. Анника позволила себе улыбнуться:

– Ну так расскажи всю правду, все, что ты знаешь.

– Все?

– С самого начала. Как редакция «Летнего дворца» вышла на тебя?

Ханна Перссон стала рассказывать, крутя прядь волос между большим и указательным пальцами.

– Они прислали нам письмо на домашнюю страницу, – объяснила она. – А поскольку мне приходится заниматься ею, я и ответила. Они хотели, чтобы кто-то из нас участвовал в дебатах с анархисткой в телевизионной программе. Во всяком случае, так они написали, хотя не выполнили своего обещания. Вместо одной оказалось две анархофеми-нистки худшего сорта…

– Какое там царило настроение, когда ты пришла?

– Все были уже на взводе. Мокрые насквозь, лило ведь как из ведра. Меня загримировали, хотя щеки не тронули, они хотели, чтобы татуировка была видна. – Нацистка усмехнулась, как делают довольные маленькие девочки. – И поп-звезда тоже находилась там. Джон Эссекс, я видела его наверху во дворце, в комнате на втором этаже.

– Как ты туда попала?

Лицо Ханны Перссон залила краска.

– Болталась из любопытства, смотрела.

Анника кивнула. Девица, возможно, искала что украсть. – Было здорово оказаться на телевидении?

Ханна пожала плечами.