Анника шагнула в темноту, пошла ощупью по пыльному коридору, запах плесени сопровождал ее на всем пути. Впереди слева она увидела приоткрытую дверь, из-за которой наружу вырывался свет и грохот музыки. Металлическая и покрашенная черной краской, дверь эта оказалась холодной как лед, когда Анника прикоснулась к ней пальцами, и так сильно заскрипела при попытке открыть ее, что звук прорвался даже сквозь грохот рока. Находившаяся в комнате женщина от неожиданности замерла, не закончив движения. Анника переступила порог и поймала на себе ее черный, как космос, взгляд.

– Могу я войти? – крикнул она как можно громче.

Ханна Перссон вырвалась из плена охватившего ее оцепенения, подошла к стереосистеме и выключила ее, утопив комнату в настороженной тишине.

– Чего ты хочешь? – спросила она с взглядом хищника, увидевшего добычу. Судя по блеску в ее глазах и опухшим векам, она совсем недавно плакала.

– Просто поговорить, – ответила Анника.

– О чем?

Враждебность в голосе нацистки казалась слишком натужной, чтобы быть настоящей. Анника прошла дальше в комнату, огляделась: заколоченные окна, расистские пропагандистские плакаты на стенах.

– Обо всем, что только возможно, – сказала она. – О тебе, почему ты нацистка, каково это – сидеть за решеткой, о случившемся в Икстахольме.

– С какой стати я должна рассказывать тебе?

Анника встала перед Ханной Перссон, встретилась с ней взглядом и констатировала, что девица, возможно, пьяна.

– У тебя были какие-то вопросы ко мне, – произнесла она спокойно. – Ты все еще хочешь получить ответы на них?

Девица отвела взгляд, попятилась.

Анника подошла к книжной полке с несколькими толстыми фолиантами, взяла один под названием «Судьба ангелов». Текст на обратной стороне переплета изобиловал вопросами: «Имеет ли североевропейский народ право на существование, право на жизнь? Есть ли у них право на условия, необходимые для их существования?»

– Ты читала ее? – спросила Анника, подняв книгу.

Не получила никакого ответа, взяла следующую, «Расовое соглашение», того же автора, судя по аннотации, содержавшую манифест о правах расы, ее сохранении, а также расовой независимости.

– Это глубоко философская книга, – сказала Ханна Перссон.

– И о чем там речь? – поинтересовалась Анника.

– В ней обсуждается, что происходит, когда раса вынужденно оказывается в такой жизненной ситуации, которая может привести к ее постепенному уничтожению.

Лицо девицы оживилось, ее щеки зарделись. Она повернулась к Аннике, явно не потерявшая способность ясно думать, несмотря на легкую степень опьянения.