Уля успела подумать об этом, пока скользила взглядом по свалянному в маленькие катышки платью соседки, по широким плечам и сбитой в уголки губ помаде. Но когда их глаза встретились, мыслей больше не было.
Полынь снова дышала Уле в лицо. Время замедлилось и остановилось. Осталось только ее, Улино, дыхание да невнятного цвета радужки Натальи. А в них таилась смерть.
Это Уля поняла сразу же, как только позволила горечи пропитать себя, сделав вдох. Унылые стены ванной сменились чистыми и белыми, небольшая комнатка, которую увидела Уля в глазах соседки, вся состояла из света. Такими бывают только палаты в больницах. По-девичьи кокетливая мебель в белых чехлах, нежные цветочки на обоях. Если бы не сама Наталья, грузно сидевшая за столиком на кованых ножках, Уля никогда бы не поверила, что ее диковатая соседка может оказаться в таких декорациях.
То же коричневое платье в катышках, та же накидка и пучок, тот же взгляд маленьких глазок из-под широких бровей. В полынном видении Наталья была такой же, как и та, что стояла в ванной. А значит, времени у нее осталось всего ничего. Уля заставила себя сделать еще один вдох – горечь волной пронеслась по телу, приводя картинку перед глазами в движение.
Наталья что-то говорила, опустив щеку на подставленный кулак. На столике перед ней стояла полная рюмка, рядом – початая бутылка коньяка и еще одна рюмка, уже пустая. На соседнем стуле сидел бородатый мужик в выцветшем свитере. Дядя Коля. От одного его вида Ульяну затошнило. Если он появился в полынном видении, ничего хорошего ждать не следовало.
Николай что-то жарко твердил супруге, но голоса слышно не было. Только шипение – так телевизор оставляют работать на ночь, а программы заканчиваются быстрее, чем он выключается сам.
Наталья тем временем наклонилась к рюмке, нерешительно взяла ее в короткие пальцы, повертела, посматривая на мужа. Тот продолжал говорить что-то, даже потянулся ладонью, чтобы подтолкнуть руку Натальи вверх: мол, пей!
И та выпила. Зажмурившись, влила в распахнутый рот целую рюмку коньяка, дрожь пошла по всему ее тяжелому телу. Она сразу как-то поплыла, расслабилась, казалось, еще мгновение, и стул сломается под ее весом. Но дядя Коля был уже рядом, взял жену под обтянутый коричневой шерстью локоть и повел к широкой кровати, занимавшей почти всю комнату. На белом-белом покрывале крупная Натальина фигура смотрелась будто нарисованная рукой спятившего художника. Если бы Уля верила, что Бог существует, то в этот момент она бы уверовала и в его сумасшествие.
Наталья тяжело ворочалась в постели, хваталась за грудь, оттягивала ворот платья, а дядя Коля стоял над ней, задумчиво почесывая бороду. Уля мучительно рвалась вперед, к ним, чтобы хоть что-то исправить, хоть как-то помочь, но видение лишало ее возможности двигаться, делая простым свидетелем, уподобляя Николаю.