Уля не нашлась, что ответить. Служка была готова броситься на нее и растерзать. Это читалось по глазам, поблескивавшим пластмассой, по рваным движениям, по груди, что тяжело вздымалась в такт хриплому дыханию. Еще секунда, и она бы вцепилась в Улю, но помешал далекий окрик Гуса:

– Эй, девицы, я вас ждать должен?

Ксюша дернулась, скривилась, сплюнула Уле под ноги и выбежала наружу. Уля застегнула сумку, из которой выглядывал край исписанной Артемом бумажки. «Круг обязан замкнуться», – писал он на полях разлинованной страницы.

– И круг замыкается, пап, – выдохнула Уля и вышла, прикрыв дверь.

Рюмку она на всякий случай прихватила с собой.

На первом этаже горел тусклый свет. Охранник больше не смотрел ночные каналы в своей подсобке, а стоял у выхода, вытянувшись по струнке. Перешагнувший за середину зрелости, полноватый, в тесной синей форме, он задрал подбородок и сжал кулаки, будто участвовал в параде. Гус подошел к нему и потрепал по шее. Охранник тут же опустил голову и зажмурился. Старик что-то сказал ему, в пальцах мелькнул знакомый серый кругляшок. Мужчина дернулся навстречу, высунул язык, как школьник на приеме витаминок в медицинском кабинете, Гус положил таблетку ему в рот.

Рядом с Улей болезненно всхлипнула Ксюша. Она пожирала взглядом двоих мужчин. Когда Гус шагнул на улицу, оставляя блаженно обмякшего охранника у дверей, Уля подумала: сколько же их на самом деле? Служек, готовых умереть за одобрение старика, за серый кругляшок полынной пыли? Охранники, водители, врачи, адвокаты, строители, предприниматели, бизнесмены, политики. Где прячутся они, проигравшие старику и из последних сил пытающиеся быть ему полезными? Оттягивающие встречу с туманом.

– Иди давай! – зашипела Ксения и схватила Улю за руку.

Было в этом движении столько злобы и желания причинить боль, что Уля вырвалась из липкой хватки и с отвращением процедила:

– Не смей ко мне прикасаться! Поняла, служка?

Девушка застыла на месте. На ее лице, плоском и безжизненном, не читалось больше ни злобы, ни отчаяния. В неверном тусклом свете спящего офиса она показалась Уле настоящим манекеном, забытым кем-то, кто нес его к витрине, но оставил стоять тут. Бесхозным, страшным, неживым.

– Так ее! Так! – Гус даже руками всплеснул от удовольствия. – А то гляди-ка, раскомандовалась. Забыла место свое, да? Молодец, Ульяна, их нужно держать на цепи.

От его одобрения Уле тут же захотелось сдохнуть, до того тошно и вязко стало на душе. Но она лишь кивнула, сглотнула вставший в горле ком и покорно пошла к машине, которая ждала снаружи. Ксюша поплелась следом, тонко поскуливая, как побитая сучка. Охранник верным псом проводил их до дверей.